Сука

– Подрыв? На мине?

– На хуине, блядь.

Шапинский тупо поглядел на табличку, которую держал в руках. Роджер улыбался ему.

– Кто, как вы думаете? – шепотом спросил он. – Может быть, собака?

Мы не успели ничего подумать. Лесок по левую руку внезапно ожил. Раздалась автоматная очередь, за ней вторая, и завязалась пере- стрелка.

Упали мы удобно за вершину холма, распределились. Впрочем, нападавших не менее надежно маскировала темнеющая лесополоса.

7

Мне восемнадцать.

– Представься, пожалуйста.

Мое дело – прямо перед председателем комиссии. Мой ответ ничего не значит, но должен прозвучать.

– Дана Бойко.

– Очень хорошо, Анечка. Сколько тебе лет?..

За время, истекшее с прошлой комиссии, я многое поняла. Опыт ошибки оказался бесценен. Чтобы уйти из клиники, необходимо уметь думать, как они. Нельзя предугадать вопросы: люди непоследовательны. Не обязательно знать ответы. Можно долго внимательно наблюдать за ними и в нужный момент сделать в точности так же.

Они часто смотрят в глаза. Без цели, просто так. Я убила на это годы. Теперь умею. Часто этого достаточно.

Мизинец Лермонтова пока остался при нем. Глядя ему в глаза, как мне казалось, последний раз в жизни, я поздравляла себя. Его силки мне больше не страшны. Я уходила навсегда, да ушла ненадолго.

IX

– Патроны, блядь, приберегайте!

Садилось солнце, тени удлинялись. Противник не давал нам отползти, но и потерь пока не наносил. После минутного ажиотажа мы сдержанно перекидывались короткими, целясь в дрожащие живые звезды в полутьме между деревьев. Внезапно со стороны лесопосадки огонь прекратился и закаркал железный голос из рупора:

– Внимание! Военнослужащие армии Страны! Вы окружены, и дальнейшее сопротивление бесполезно. Попытка прорыва обречена на провал. Направление укреплено живой силой и тяжелой техникой. Ваши начальники оставили вас на произвол судьбы, никакого плана вывода войск из окружения не последует. Приказ об отступлении или дальнейших действиях окруженных частей некому отдать. Два дня назад высшие чины тайно покинули зону военных действий, воспользовавшись кортежем Красного Креста. Поэтому штаб вооруженного сопротивления Республики предлагает вам прекратить бессмысленное кровопролитие и сдать оружие! Всем, добровольно сдавшим оружие и боеприпасы, будут предоставлены пища, кров и медицинская помощь.

Мы слышали чуть усталый твердый голос, интонации которого не выражали ни превосходства, ни просьбы, но одну готовность повторять многократно.

Меня волнами пробирала дрожь напряжения. Недоумение не оставляло. Похоже, мы попались в тиски между огневой точкой противника и укрепленной линией окружения. Если это их обращение не блеф.

– Ты гля, вживую брешут, суки! – процедил Сотник и сплюнул изгрызенную, как щетка, спичку.

– Да чес! – озвучил Довгань мои подозрения.

– Да хрена чес. С чего им брехать-то? Мы вот они, под носом, делай свое дело, и все, – морщась в прицел, отозвался Гайдук.

Нет, это была правда. Я сомневалась минуту, не дольше. Их и в самом деле множество, они повсюду! Мое внимание перезапустилось в аварийном режиме, и сквозь запах порохового дыма я отчетливо ощутила, что деревня, и лес, и дальняя дорога переполнены живым присутствием. Воздух вокруг будто клубился, разогретый всеобщим вниманием, прикованным только к нам. Глаза мои метались, слезясь от усилия. Всмотревшись в лесополосу, чуть в стороне от их огневой точки прямо на ветке дерева я заметила два истрепанных полотнища: не единожды рваный пиратский флаг так называемой Республики и сразу под ним грязный белый с красным крестом. Теперь ясно: мы попали. Эти тут очень давно.

– Чего, конец? – по-детски удивленно вопросил Шапинский и огляделся.

– Ну, твари! – прорычал Сотник и бессмысленно расстрелял магазин в сторону леса.

Автомат его еще долго щелкал вхолостую, пока Сотник спускал ярость. Ему дружно ответили из темноты, и перестрелка активизировалась.

– Что делать-то?

– Что, так по скорой и улепетнули? Эти, с командного? – заинтересованно прошептал тем временем Шапинский.

– Заткнись, салабон. Еще раз рот откроешь… Кот, скажи ему. Кот!!!

В крике послышались слезы. Я резко оглянулась. Сотник изо всех сил тряс Котова за плечо, тот, раскинувшись, не подавал признаков жизни.

– Еб твою мать, Котов! Ну же!

Голова взводного дернулась и перекатилась на другое плечо, безразличная к нашим призывам. Шапинский бросил автомат и вцепился в его бушлат обеими руками.

– Кот!!!

– Оставь его, – только и успела крикнуть я.

Раздался скрежет надорванного мотора, и мы перестали верить своим глазам. Мертвая обгорелая БМП, отрыгнув черное облако, тяжко сползла с кривого своего холма и двинула прямо на нас. В этот миг я в подробностях узнала, что такое паника. Лесок, минированное поле за спиной и живой черный труп бронированной машины взяли нас в кольцо диаметром не больше сотни метров. Дорога к полю простреливалась, а БМП, с усилием пожирая метры, давила на нас все плотнее.

– Мама…