Сухопутная улитка

− Точно! Какая зарядка, − сказала Варя. – Влада пропала. Тренерам сейчас не до зарядки.

− Подождём ещё пять минут, − сказала Марина.

И стали ждать. Из-за угла гостиницы появились Влада и Госилкин.

− О! Лапша! – сказал он. – Вермишелина, ты моя.

Он обнимал Владу, видно было, что они счастливы, и что они очень красивы.

− Я фигею, − пробасила Варя.

Соня тоже таращилась на Владу и Гену во все глаза – благо, видимость стала просто отличная.

− Вас ищут с ночи! – объявила Настя.

− Да знаем, − в нос протянула Влада и резко застегнула олимпийку, как будто злилась, что её счастью кто-то мешает. Потом пристально посмотрела на Марину и сказала: − Мы с зарядки, дурочка. А ты что подумала?

− Да. Все ваши на карьере! − рассмеялся Гена. И Марина с удивлением заметила, что зубы у него жёлтые и мелкие.

− Пошли, девочки, на карьер, − сказала Марина. Она только не могла понять одного: почему Елена Валерьевна не зашла за ними?

Но на карьере никого не было.

− Я так и знала, что прикололись, − усмехнулась Настя. Усмешка у неё была противная, какая-то сытая, пренебрежительная. Настя так постоянно усмехалась. Даже, когда шли навстречу незнакомые люди, прохожие. Настя как будто хотела сказать: что за отродье, и бывают же такие, небо коптят.

Марина накрыла завтрак впритык – девчонки уже заходили. Садиться за стол с Соней и Варей марина не стала, вернулась в номер. Тут и села пить чай, чтобы побыть в одиночестве. Вчера Настя оставила целый съедобный клад: вкусный чай в пакетиках, и кофе, и сливки в маленьких порционных формочках.

После поплелись на поле, на трибуны. Елены Валерьевны и тут не было. Девчонки сказали, она и с утра в буфете не появилась… Показалось солнце, стало припекать, Марина сняла олимпийку повязала её на поясе и решила пробежаться к карьеру, размяться.

Она стояла в кроссовках, увязших в песке, одна на пляже. Редкие мужики с металлоискателями бродили то там – то здесь. Они все как слепцы, которые вдруг прозрели, − подумалось Марине, – ищут монетки и драгоценности. А я открываю заново для себя детали, пейзажи, пространство… Сейчас набежит народ, холодно, но солнце припекает. И всё-таки: каким лживым оказался Гасилкин. Одни и те же люди вокруг тебя, но то радостно на душе, то жить не хочется. Марина почувствовала, что её отпускает. Она как Юлька, выбирается из своего домика, в который её вогнала новость о Владе и Генке. Марина вздохнула полной грудью, как Елена Валерьевна. Она здесь уже две недели, а вроде как − новое место! Далёкий противоположный берег без дымки, сосны, палатки между деревьями, дальше карьер уходил вправо – там был как бы второй водоём, что-то вроде огромного лягушатника, там уже плескаются дети, в кругах, в нарукавниках – там на воде было ярко и пёстро. Марина посмотрела на небо. Небо тоже новое, удивительное, такого Марина нигде не видела: с одной стороны − тёплое голубое небо и пушистые облака, с другой стороны – белое с тонкими холодными длинными, как старый потрескавшийся жгут, облаками. На фоне этого белого – какие-то серые облака, не пушистые и не тянущиеся долго-долго, какие-то больные облака, облака-мутанты. Это был дым, он убегал, он уходил, дым серый, он намного ниже, чем облака. Голубое наступало − серое отодвигалось. Марина села на песок, стала выбирать из песка камешки и кидать, они не долетали до воды.

− Чуешь, Маринк. Дымки нет, − послышался голос.

Марина не сразу сообразила, что это к ней обращаются, её зовут. Она вздрогнула, обернулась, вскочила на ноги: Даша и Полина.

− Маринк! Ты чё плачешь? – Даша испуганно смотрела на Марину Даша, продолжая бежать на одном месте.

− Да ты чё? Из-за Гасилкина? – спросила Полина. Марина вдруг увидела, что у Полины тонкий аристократический нос, а у Даши скуластое как я якутки лицо – Марина впервые за две недели пристально смотрела на этих девчонок, подруг Маши…

− Нет девчонки, − Марина вытерла глаза рукой. – Просто я уже думала, что дым никогда не уйдёт.

− Ой, − остановилась Даша, и хвост её собранный на затылке, перестал надрывно скакать из стороны в сторону: − Я тоже думала, что кирдык всем нам, просто не говорила.

− Ужас, – кивнула и Полина.—По телеку сегодня в буфете говорили, что из Москвы все чиновники сбежали. Бросили людей. Там жертвы страшные, куча людей задохнулись.

− У мамы подруга умерла, ещё перед тем как мы сюда приехали, и у бабушки подруга умерла, − и Марина разревелась как рёвушка.

− Любушкина, − разнёсся по карьёру истошный крик.

− О! Елена Валерьевна! – опомнилась Даша. – Погнали.

Елена Валерьевна стояла у сосен, из-за её спины всё шли и шли люди, заполняя, заполоняя пляж.

− Ну вы даёте! − сказала Елена Валерьевна заспанным не своим хмурым голосом, под глазами у неё были синяки.

− Мы размяться, Елена Валерьевна, − сказала Полина.

− Значит, сейчас старшие играют, а потом опять мы с местными. Финал. Собрались! Слышишь, Любушкина, я к тебе обращаюсь?! Ты что: ревела?

− У неё у мамы подруга в Москве умерла, задохнулась, − сочувствующе сказала Даша.