Суховей. Воспоминания генетика

Начиная с этой экспедиции, я стала генетиком-популяционистом. И сейчас, в Медисоне штата Висконсин, в США, в 1980 году я делаю в точности то, что делала в 1937 году. Глобальные всплески мутационного процесса, первый подъем которых мне посчастливилось наблюдать тогда, в 1937 году, в Умани, завлекли меня навсегда. Я привезла грандиозный материал. Эдна Бриссенден принимала участие в его обработке и выполнила важный раздел исследований. Когда статья была написана, она сказала: «Раиса Любовна, — Львовна ей не давалось, — вы пишете хорошо, но Меллер пишет лучше». Возражать не приходилось. Лето она не потеряла. Она перешла из восьмого класса в десятый. Сдавая экзамен по литературе, она написала на английском языке сочинение «Маяковский и Уитмен». Преподаватель предлагал ей опубликовать его. Перевод он брался сделать сам. Она отказалась. Я просила ее дать мне сочинение. Она не дала. Она любила меня, но и третировала, как дохлую собаку. В начале 1939 года, я еще была в аспирантуре в Ленинграде, она пришла на кафедру и сказала, что им с матерью не продлевают виз, в гражданстве отказывают, и, видно, им придется вернуться в Америку. Она была в отчаянии. Я сказала ей, что им лучше уехать. Она — гордая Бриссенден — уткнулась носом в стенку и сдавленным голосом сказала: «Убирайтесь к черту. Тут я буду учиться в университете, а там буду мыть посуду». «Нет, — сказала я, — там вы будете живы, а здесь не останется от вас ни праха, ни пыли».

В 1939 году она поступила в университет. До поступления она работала в Зоологическом институте лаборантом. Став студенткой, она лишилась возможности зарабатывать. Стипендии ей не давали. Вавилов уже не был директором института и не имел возможности оплачивать секретаря. Мать ее получала как библиотекарь иностранного отдела библиотеки института растениеводства сорок рублей в месяц. Это тот заработок родителей, начиная с которого детям стипендия не полагалась. Мне удалось выхлопотать для нее стипендию.

Уж не знаю, как так случилось, что мы были с ней в Зоологическом саду. Маленький львенок жалобно кричал, просил пустить его к матери в соседнюю клетку. Эдна пошла в контору и потребовала, чтобы львенка перевели в клетку матери. Начальник хладнокровно отказал. Мартышки вели себя свойственным им непристойным образом. Созерцать в присутствии Эдны, как они делают из любви забаву, невозможно.

В 1940 году арестовали Вавилова и в том же году Карпенченко. В знак протеста она ушла из университета. Она говорила, что в Америке, в ненавистной ей Америке, ни один студент не остался бы. Я спросила ее, чем же она занимается. Она отказалась ответить. Сказала, что есть вещи поважнее науки.

Я жила в то время в Москве, летом 1941 года она должна была приехать ко мне в гости. Это не состоялось. Война началась.

В конце 1941 года или в начале 1942 они обе — она и ее мать — погибли. Весть об обстоятельствах их гибели дошла до меня почти сорок лет спустя.

Американский ботаник Н.С. Форест заинтересовался судьбой двух американских подданных, чьи следы затерялись в блокадном Ленинграде. От соседей по дому и сослуживцев Бриссенден-старшей он узнал, что Эдна умерла с голоду в Ленинграде. Соседка предлагала ей бульон из клея, но Эдна отказалась. Клей — продукт животного происхождения, а она и мать ее вегетарианцы. Мать вывезли, но она умерла от истощения. Форест сделал Эдну героиней своей очаровательной повести, дав ей имя Эдит.

Арест — далеко не единственное средство переделки природы советской интеллигенции. Подчас и в убийстве не было надобности — сами умирали.

Роза Андреевна Мазинг была ассистенткой университета, когда я была студенткой. Кафедра генетики Ленинградского университета организована в 1925 году Юрием Александровичем Филипченко. Роза Андреевна его ученица.