Я рассказала о выходке Лысенко моему отцу. Он сказал, что отказывается верить. Но предельная печаль, с которой он говорил это, показывала, что он поверил. Это было в 1939 году. Двадцать лет спустя, в 1959 году, я стала жертвой подобного выпада со стороны Лысенко. Не называя моей фамилии, он процитировал фразу из моей статьи, где речь шла о генетических основах эволюции. Я употребила выражение «генетический дрейф». Дрейф — вещь общеизвестная: сдвиг в численном соотношении прежнего и нового изменившегося гена среди представителей вида. О дрейфе говорят, когда речь идет о случайных сдвигах, совершившихся без отбора. Если в данном поколении 35 процентов ленинградцев имеют карие глаза, а в следующем 40 процентов, произошел сдвиг — дрейф. На уличном жаргоне «дрейф» значит страх, постыдное бегство. Сдрейфить — струсить. Генетический дрейф. Лысенко нужно было только произнести эти слова, и все понимали, что речь идет о страхе, который он нагнал на генетиков. Сам он от страха, испытанного им, когда умер великий вождь народов всего мира, Сталин, к тому времени оправился, разжалованием не пахло. Фактический убийца Вавилова бравировал своей способностью внушать страх. Фразу же самую обыкновенную, написанную на профессиональном языке, он прочитал как пример абракадабры.
После того как Лобашев изгнал Розу Андреевну из ЛГУ, она работала в Институте физиологии АН СССР. Руководил им Л.А. Орбели. Изучала она генетические основы поведения дрозофил.
В 1950 году Лысенко отплатил Орбели за ту поддержку, которую тот оказывал генетикам, когда был вице-президентом АН СССР и директором академического института. На сессии Академии медицинских наук СССР ЛА. Орбели был разоблачен и с поста директора его сместили. Когда Роза Андреевна узнала об этом, у нее сделался приступ грудной жабы, и она умерла.
М.Е. Лобашев был в это время сотрудником Орбели. Его согнал в августе 1948 года с поста заведующего кафедрой генетики Ленинградского университета Н.В. Турбин, ярый лысенковец, а ныне не просто генетик, а президент Общества генетиков и селекционеров имени Вавилова, перестроившийся на глазах у публики, разучившейся удивляться чему бы то ни было. М.Е. Лобашев сказал на похоронах Розы Андреевны: «Ее жизнь и смерть — пример тому, как одинок может быть советский человек». Он мне сам рассказывал. Ему очень за это попало. Он, член партии, должен знать, что советский человек никогда и ни при каких обстоятельствах одинок быть не может.
Докторскую диссертацию Розы Андреевны один из ее братьев профессор бросил в припадке страха в печь.
Что это за восхитительное существо — Розочка Мазинг, видение Петербурга, столп, на котором зиждется мир.
А Леон Абгарович Орбели, когда на заседании Биоотделения Академии наук его смещали с поста директора института за переоценку роли высшей нервной деятельности в физиологических отправлениях человеческого организма, сказал, что напишет отречение от своей прежней установки, так как именно на этом заседании на примере своих коллег убедился, что желудок оказывает сильное влияние на мозг. Но его коллеги отказались принять заявление такого рода.
Нескончаемая вереница непокоренных проходит передо мною. За сто сорок лет до августовской сессии ВАСХНИЛ великий французский энциклопедист Ламарк создал теорию эволюции.
В августе 1948 года самая неудачная и притом второстепенная конструкция воздвигнутого Ламарком величественного здания провозглашена краеугольным камнем современной биологии. «Правда» с гордостью фанфарно трубила, что впервые в истории наследование признаков, приобретенных в индивидуальном развитии, стало государственной доктриной.
И несмотря на это, лысенковщина ни в малейшей степени не заслуживает имени ламаркизма. Ламаркизм благородное учение. Прогресс — не следствие борьбы за существование, взаимного уничтожения. Он изначальное свойство живого. Способность самосовершенствования — неотъемлемый атрибут живого. Изменчивость, идущая по определенным каналам, предначертанная внутренней организацией живого, как предначертана форма кристаллов организацией кристаллизующегося вещества, и гармонизация всех элементов ландшафта, живых и косных — движущие силы прогрессивной эволюции. Взаимопомощь, а не борьба, одно! из средств этого уравновешивания. Приспособляемость к местным условиям существования извращает, по Ламарку, великий принцип градации — прогресс.
Я хорошо знала ламаркистов. Александр Александрович Любищев и Павел Григорьевич Светлов — мои друзья. Лев Семенович Берг — мой отец. Борис Михайлович Кузин известен мне только по литературе, у нас есть общие друзья, он фигурирует в книге Надежды Яковлевны Мандельштам. Ни один из них не стал под знамена лысенковщины. Оно и понятно. В дарвинистскую пору диктата они были антидарвинистами, в антинаучную эру они оставались учеными. Победа лысенковщины означала не только гибель дарвинизма, но и ламаркизма.