— Лина, дай… Ясю мне, я хочу её подержать, — морщась от трупа, Нисон сложил руки, чтобы принять ребенка, и подошёл к жене. Она отпрыгнула от него, прижимая к себе свёрток. Глаза на секунду блеснули чем-то звериным, нечеловеческим и страшным. Она почти было оскалилась, но вовремя вспомнила, что Нисон отец ребенка. Как-то нехотя принимая эту информацию, она выпрямилась, посмотрела на ребенка на руках, потом на Нисона; опять на ребенка. Лениво, заставляя себя это делать, Лина аккуратно переложила младенца на руки Нисона, но всё ещё не отпускала его и не отходила.
Он чуть было не выронил столь ценный для Лины груз, когда почувствовал холодное тело под руками. Так это было мерзко и отвратительно, что его затошнило. Щенок вонял, видимо, из-за гнилых ран, но даже не так запах отпугивал его, как само понимание того, что на руках находится труп собаки. Это наводило на Нисона ужас.
Невзначай он двинулся к окну. Эта тварь не может долго пролежать у него в доме. Нет. Иначе трупная жидкость навсегда впитается в стены, и Нисон всегда будет ощущать запах гниения тела. Нужно было избавиться от этого сейчас, пока он не начал разлагаться. Если вдруг Лина захочет спуститься вслед за ребенком — пускай. А если спустится по лестнице, то обратно домой он её не примет, просто закроет дверь на замок. Пусть она делает что хочет, но трупа собаки в доме у него точно не будет.
Успокоившись, Лина отпустила дочь.
— Последи, я сейчас, мне нужно достать пустышку для неё, — она помахала указательным пальцем, а потом, явно не доверяя Нисону, быстро двинулась в сторону кухни.
Как только Лина исчезла за стеной, он выпрыгнул на балкон, а потом быстро, будто катапультируя, выкинул труп. Дело было сделано: через пару секунд что-то глухо стукнулось об асфальт.
Конечно, можно было бы подумать, что Лина знала о том, что щенок не был её ребенком, ведь когда она увидела, как что-то вылетело из балкона, а потом разбилось, то она не взревела, как то бы сделали все остальные мамы, а сразу же кинулась к Нисону. Но его руки были пусты.
Сложно сказать, что сильнее обуяло Лину: боль или злость. Кажется, они смешивались в один горький коктейль, который ей приходилось смаковать неспеша.
Ребёнка нигде не было. Ни на кровати, ни на полу, ни в руках Нисона. Вот так просто во второй раз Лина лишилась ребенка. И так просто опять позволила его телу пропасть безвести.
Подбежав к мужу, она смотрела на него двумя огромными глазами на него. Потекли слёзы. Глупая функция в организме Лины, вряд-ли бы они хоть немного облегчили её страдания. Это была лишь жидкость, никак не связанная с её настоящей тоской.
— Верни мою дочь, — она вцепилась костлявыми пальцами в кофту Нисона, — верни!
Такая ярость, присущая лишь матерям, чьих детей обижают, блестела в глазах адским пламенем, вызывая у Нисона страх. Он окоченел, наблюдая за той печалью, что окутала Лину.
— Это не твоя дочь, это мёртвый щенок, — Нисон положил руку на запястье Лины. Она ещё сильнее сжала кулаки, её руки дрожали, а слезы текли, кажется, целой рекой.
— Верни мою дочь! — Лина кричала. Кричала, срывая голос, пытаясь перекричать свои мысли в голове. — Верни! Верни! Верни! Верни!
И Нисон вновь стоит, не в силах что-то ответить. Он тихо помотал головой. Ему было стыдно, что он лишил её последней радости в жизни. Но ведь это же неправильная радость… А кто решает, что было правильным?
Со всей могучей печалью, со всей неземной тоской она смотрела на него, понимая, что уже ничего не вернуть. Ни дочь, ни разум, ни покой.
Лина отпустила его. Разжала руки, позволяя Нисону уйти. Так она и осталась стоять: с согнутыми руками, с печальными глазами. Безнадежно; это все было зря. Стена не давала ей ответа на вопрос почему… Почему осталась жить она, а не Яся? Почему вообще кто-то должен был умереть в тот день? Почему её так просто обрекли на вечные муки? Почему суждено умереть одинокой? Почему она не достойна счастья? Почему…
Нисон ушел. Пройдя на кухню, он открыл окно, достав из сумки ручку, и сел на стул, смотря, как пар холодного воздуха растекается по подоконнику. В соседней комнате до сих пор стояла Лина.
Нет, он не может больше видеть её глаз. Они заставлял его сожалеть о своём поступке. О своем логичном, правильном поступке. Перед глазами до сих пор стояла Лина, ухватившись за ворот, стояла и убивала его взглядом.
Покопавшись в телефоне, он печально выдохнул. Нисон смотрел на номер психбольницы. Так было бы намного проще, а Лина получила бы соответствующую помощь. Но он так не хотел признавать, что его жена сошла с ума, хоть та и правда сошла с ума после потери ребенка, что просто не был готов отдать её куда-то. Да и Нисон сам не был уверен, что ей не навредят там ещё больше, учитывая медицину в их родном городе.
Открытое окно запускало в комнату свежий воздух. Пары сибирского холода врывались клубьями в квартиру, наполняя лёгкие Нисона свежестью. Всё же этот воздух отрезвил его, заставляя думать более рационально. Сделав глубокий вдох, Нисон, выдохнув, набрал номер. И спустя пару длинных гудков, послышался приятный женский голос.