Сукины дети. Том 1

То, о чём рассказывал мне отец, ощутимым смыслом отзывалось в сознании. И я невольно примерял отцовскую житуху на себя. И тёплую печь с ароматом тыквенной каши из духовки, и зимнюю ночь с воем голодных волков, и войну, которая тоже представлялась мне тьмой непроглядной, растворявшей в себе моих кровных сородичей…

– Слушаешь деда Матвея, не переслушаешь, – снова начинал разговор отец, попыхивая беломориной. – Сестра Райка, дедова егоза разлюбезная, спит уже давно, а мне интересно всё до последнего слова. Сон не идёт, думы всякие в голову лезут. Я тогда, конечно, ещё маленький был, не понимал, что дед Матвей, ослепнув, потерял всю видимость жизни и перестроиться никак не мог. Уже ведь сорок третий год шёл, а он всё ещё видел перед собой ту картину июля сорок первого, когда мужики из деревни на фронт уходили. А за два прошедших года войны и вести разные на село долетали, и похоронки тоже не обошли наше Летниково. Петька-гармонист, сын председателев, погиб в середине октября сорок первого при обороне Москвы под городом Можайском. Сам председатель – ещё раньше, до смерти сына, в августе месяце без вести пропал, когда отступали из-под Смоленска. Да так и не объявился… Сыновья мельника Тюняева воевали в пехоте и как раз зимой той живыми-здоровыми прорывались в осаждённый Ленинград, а отец их, Иван, потерявший правую руку и ногу правую при обороне Севастополя, лечился в госпитале где-то за Уралом. Агроном Андрей Егорыч в сорок втором погиб в уличных боях в Сталинграде и был похоронен в братской могиле на окраине города. Брат Митька, Дмитрий Фёдорович, политрук разведроты, был легко ранен несколько раз, но оставался на передовой. А под Сталинградом получил тяжёлое ранение и едва сумел со смертью разминуться. Три месяца провалялся по госпиталям, а там на ноги поставили, и опять на фронт. Второй брат Василий, которого я действительно помнил смутно, просто как человека в военной форме, не получил к тому времени ни единой царапины, ему ещё только предстояло гореть в танке на Курской дуге. Чего мы не знали тогда и знать не могли, что отец наш Фёдор Матвеевич, попавший в немецкий плен ещё в сорок первом под Вязьмой, из плена бежал. Случаем жив остался и после скитаний по тылам прибился к партизанскому отряду в Полесье. Писем от него мы не получали, но это считалось лучше, чем похоронка, так всё же надежда на чудо теплилась. Как отец вынес плен – уму непостижимо. Видимо, спасло его то, что человек он был физически крепкий и выносливый. На морозе работал: шубу, шапку скинет, рукавицы долой и – только пар от него валит… Наши: отец, и Митя, и Вася – словно взаправду с ними чудо случилось, все после войны вернулись домой, настрадавшиеся, израненные, но живые. А так, если на круг брать, получается, что из ушедших на фронт летниковских мужиков уцелел только каждый третий…

Папироска в отцовской руке дотлевала до бумажного мундштука, но он, словно позабыв о ней, продолжал свои воспоминания о детстве, начавшиеся так легко и неожиданно затяжелевшие бременем военных лет.

– Дед Матвей так и продолжал видеть всех деревенских живыми и здоровыми, с руками и ногами целыми, не пораненными. И как он их видел, так им и судьбу предрекал: «Вот вернётся, скажем, председатель с фронта, что он сделает перво-наперво? Конечно, сначала дело наладит по-довоенному. Работы всем будет невпроворот: и трактористам, и самое главное – агроному. Земелька-то частью гуляет, пока что не вся распахана. Пахать все поля колхозные бабы да мужички, какие есть, не успевают. А год-два не посей, вот тебе и сорняк сплошняком полез. Всё к прежнему порядку председатель приведёт. А потом сына своего Петьку женит. Иначе Петька сам-то себе невесту не выберет. Где там. С его гармошкой девки за ним гурьбой пойдут, он и растеряется. Ну это вам, зайки, ещё совсем непонятно будет… Мельница сызнова заработает. Пообветшала она, конечно, пока без дела стояла, но невелика беда – поправят. А то уже бабам-то опостылило дома жернова крутить. Иван с сынами снова молоть возьмётся, а будет мука – будет и хлеба вдосталь. Забыли, зайки, поди, как хлебушко белый вкусен? Ничего, ничего, как только мельница пойдёт, будут вам пироги и пышки… Дело-то своё Иван знает и с панталыку его не собьёшь… Ох и сильный мужик этот, Иван-мельник, сильнее в деревне нет никого! Один зараз два мешка с мукой на загривок себе кидает и несёт ровно пушинку. Или драться затеется, так держите его впятером. Да и про то вам тоже вроде бы ни к чему знать… Стало быть, так… Что я хотел-то, запамятовал?.. Ах ты, проваленная!.. Да, вон что: кончим войну, и другие мужики вернуться по домам своим. Тогда, заиньки, никакие волки и близко к деревне не подойдут…»

И опять отец на время замолкал и тянул из пачки новую папиросу.