Суккуб

Он что-то шептал. Марк что-то шептал. Я не слышала, иногда фокусируя на нем взгляд.

– Миша…

– Что? – Марк тер мочалкой мою правую руку.

– Это Миша ее убил. Она была мне ближе всех. Я променяла его на нее. Он не простил. Это он. Я знаю.

– Не думай об этом. Не сейчас.

– Это он убил ее…

Марк взял вторую руку и начал намыливать. Она все еще тряслась.

– Я не знаю что делать, – я снова заревела. – Я не знаю!

– Сейчас поспишь, а завтра все решим.

Я чувствовала, как люфа смывает со спины эту ночь. Будто я отмывалась от самой Гриши… Подняла лицо к Марку.

– Поднимешься? – встретил он мой взгляд. Я поднялась. Забрала у него мочалку.

– Принеси телефон.

– Зачем? – удивился он. – Ночь на дворе.

– Принеси телефон.

Подняв душ, я направила на себя горячие струи. Как только он вернулся с телефоном, протянула руку за полотенцем. Обмоталась. Взяла телефон.

– Кому ты собралась звонить?

Положив ладонь ему на грудь, начала выталкивать из ванны.

– Успокойся, Лида, – он поймал мои руки, – успокойся!

Я сказала: Выйди.

И он вышел.

Я набрала номер. Миша сонно сказала: Да.

– Это ты, – колени задрожали. Я опустилась на коврик у ванны. – Я знаю, это ты!

– Лидок, ты о чем? Твою мать, четыре утра! Что из сделанного мной заставило тебя позвонить в четыре утра?

– Ты заказал ее. Ты убил Гришу, – говорила я тихо. Марк стучал в дверь, прося открыть.

– Лидок, тебе плохой сон приснился? Приезжай, и мы решим все наши разногласия. Мне надоела эта игра.

Я слышала шум рядом с ним. То ли телевизор, то ли кто-то еще. Миша не женат, но у него была куча постоянно циркулирующих по постелям баб. Все, что он хотел сделать со мной, он делал с ними.

– Кто там рядом с тобой? Избавься от нее.

Я услышала шум. Они ругались. Потом голос в трубке сказал:

– Есть.

– Найди ручку, – сказала я тихо, закрывая глаза, – пиши.

Он был в себе. И он снова делал то, что говорила я.

– Пиши… Я, Михаил Мамасович Миросян, … какого ты там года рожденья? В здравом уме и твердой памяти признаюсь в совершенном преступлении. Я нанял человека и заплатил за… – я сглотнула. Гриша все же поменяла паспорт. Из глаз снова потекли слезы. – Убийство Григории Мироновы.

Отстранив на мгновение трубку, я судорожно вздохнула.

– Пиши дальше: Я не был убийцей. И я не могу это вынести. Простите…

О чем он думал?

– Возьми нож, – моя щека касалась края ванны, холодного и твердого. – По точилке… Твоей новой точилке для ножей… проведи три раза, как ты показывал, когда хвастался ее покупкой.

Я слышала, как Марк за дверью опустился на пол. Он все еще просил открыть… Просил не делать это. Кажется, он понимал.

– Иди в ванную. Включи теплую воду. Не горячую. Теплую…

– Лида, не делай этого, – голос Миши дрожал.

– Залезай в ванну.

– Лида, я все откачу. Все будет по-прежнему. Не делай этого, – он плакал.

– Режь запястье с внутренней стороны.

Дверь подалась вперед: Марк встал. Я тут же поняла: ключи. Он пошел искать ключи.

– Лидонька, прости меня. Что хочешь проси. Не делай этого!

– Пили второе.

Дверь открылась. Марк встал в проходе. Я вытянула руку к унитазу и разжала пальцы. Коммуникатор булькнулся в воду, ударившись о стенку с тихим пластиковым звуком.

Марк молча стоял и молча смотрел.

Я смотрела на него.

Мы можем притянуть луну, но мы не можем вернуть прошлое…

– Не уходи, – вырвалось у него, – теперь все будет хорошо. Без него основное дело закроют… С остальными мы разберемся.

Я поднялась, полотенце осталось на полу. Прошла из ванной, аккуратно протиснувшись между Марком и косяком. Он обхватил меня, останавливая. Начал целовать плечи.

– Не убегай. Мы все вернем. Только ты и я.

Я опустила голову, жмурясь. Как же я люблю тебя…

Могла ли я представить себе когда-нибудь, что смогу так полюбить? Сжав его руку на своем плече, я вздохнула:

Отпусти…

11.

Пока велось дело – любое, даже не уголовное – я не имела права уехать. Я дала подписку о невыезде.

Но какое это имело значение теперь? Даже, если никто и никогда не узнает о Дане, о Мише, их тени навсегда останутся маячить за моей спиной. И не важно: один или сотня. В этом деле значение имеет счет лишь от нуля до единицы…

Я думала об Италии всю дорогу в аэропорт. Но снимая деньги с карточки и глядя на свое мутное отражение в банкомате – передумала. Не в какой другой стране мира нет столь огромных необитаемых просторов, как у нас. Не одна страна мира не отличается такой поганой системой внутренних коммуникаций. И никакая другая земля не даст мне сил и времени, чтобы подумать.

Наконец, подумать…

Собрание Суккубата проходило в Соборе святого Петра по вторникам раз в три месяца. Я знала, что второе приглашение придет так же, как и первое. Но в какой из тринадцати вторников первой декады этого года мне желательно будет оказаться в Риме, я не знала. А мне очень был нужен совет… Я тонула в происходящем вокруг. Мне нужно было исчезнуть на день, на мгновение… Но исчезнуть вообще.