Суккуб

Сидя в машине у вокзала, я думала о Грише. Она просто была рядом. Она не влияла на меня. В своих планах я никогда не ориентировалась на нее. Но теперь все, что я делала до вчерашнего вечера, перестало иметь значение. Отбрехаться от всех тяжб, перестать мелькать на публике, свести на нет все внимание… Смогу ли я?

Я знала, Марк знал, Гриша знала – нет.

Я могла абстрагироваться от живой аудитории. Но лишить себя внимания тех, кто ежедневно, ежеминутно, ежесекундно смотрел на меня, думал обо мне, желал меня – я не могла.

Закрыв машину, я пошла к таксофонам. Купила карточку. На улице только забрезжил рассвет, но вокруг шумел и бурлил народ. Объявляли о начале посадки, о завершении посадки. Насколько хватает взгляда: сплошное море сумок и лиц.

– Да! – крикнул Марк на другом конце провода.

– Я не могла по-другому. Прости, пожалуйста, – проговорила я тихо. Он не мог меня не слышать. Взорвись в метре от нас по петарде, он не мог меня не слышать.

– Лида, где ты? Не убегай! Мы все решим. Вернись…

– Я вернусь. Позже.

– Ты усугубишь все. Не убегай. Лидонька, просто вернись домой.

– Я не могу, Марк, – я помолчала. – Помнишь, что я прошу, когда хожу во сне? – я закрыла глаза.

Он молчал. Он помнил. Это была одна фраза. Всего одна. Всегда. Остановите меня. Остановите меня. Остановите меня.

Остановите, пока не вошла во вкус.

Остановите, пока что-то еще имеет значение.

Просто, остановите.

– Лида, нам нужно разобраться со всеми обвинениями. Своим побегом ты признаешь свою вину по всем делам. Вернись.

– Марк, я люблю тебя. Очень. Но мне нужно побыть одной. Прости.

Я повесила трубку. Вытерла щеки. Вынула карту из телефонного аппарата. Направилась к расписаниям поездов дальнего следования. Куда угодно. В купе проводницы. Уж я «договорюсь»…

12.

– …Лида? – захлебнулся знакомый голос. Не оборачиваясь, я склонила голову. Но Галка уже узнала. – … Лидуньчик!

Она взяла меня за плечо, разворачивая. В тамбуре больше никого нет. В худой, перманентно загорелой руке – сигаретка. На лице – удивленная улыбка. Смущенная, растерянная, все еще не верящая.

– Привет, – улыбнулась я.

Поезд Москва – Екатеринбург. Второй день на рельсах. Мир так узок в купейном вагоне. Так тесен…

– … Что ты тут делаешь? – она не скрывала изумления. – …Ты ли это?…Не думала, что ты вообще на поездах ездишь.

– Ты домой? – я вспомнила, что Галчонок откуда-то оттуда. Из Нижнего Тагила, что ли?

– …Да, домой, – захлебнулась она. Затянулась. Выдохнула густой белый дым в стекло. – …Вокруг тебя такая шумиха. …Хочется спросить, правда ли это? Но ты, ведь, … не ответишь.

Я посмотрела в окно. В заснеженную бескрайнюю Русь, стискивающую нас зябкими объятиями, пытающуюся остановить, молящую подождать, вздохнуть, прислушаться, подумать.

Галка кивнула, снова затягиваясь. Выкинула окурок в сквозящую щелку. Выдохнула. Снова кивнула.

Я смотрю в снег. На черные голые деревья, на бесконечные провода.

Галчонок собирается уйти. Она понимает. Что-то она понимает. Даже, если это совершенно не относится к правде, она найдет причины, оправдание – и не обидится.

– Тебя не хватятся? – спрашиваю ее спину.

Обернувшись, она дергает головой и широко улыбается.

Мы приехали за день до Дня рожденья Галкиной мамы. У них очень просто и чисто.

– …Я прекрасно понимаю, что ты можешь оплатить хоть гостиницу целиком. …Но маминых щей там тебе никто не сделает.

Я не смогла отказаться.

Скажи она что угодно… Упрекни. Начни увещевать. Насмехайся. Все было бы без толку. Но Галка – это кратчайший путь из пункта А в пункт Б. Она всегда – напрямик. Она всегда – в точку.

В квартире три комнаты: родительская, семьи старшей сестры и комната старенькой бабушки. Уже давно Галка чувствует себя гостьей в родном доме. Как и я в своем собственном, в Самаре. Но дом – он всегда дом. Чистенький, с растрескавшейся плиткой в туалете, с замазанными подтеками в ванной, со стенкой – ровесницей ее старшей сестры.

У сестры семилетний сын. Бабуля – тихая как тень. Отец – среднестатистический бытовой алкоголик. Не запойный. Хотя, после сокращения на работе всякое может случиться. Мама – педиатр в районной поликлинике. У них душевно, не склочно, смущенно и очень жарко. Хочется открыть форточку. Но пока парень носится по квартире, взмыленный и горящий – нельзя.

Галчонок с подарками. Галчонок приехала из Москвы. Это другой мир. Даже в ста километрах от МКАД – уже другой мир. В магазинах тоже самое. Цены не всегда ниже. Но подарок, купленный там, будто пахнет по-другому. Сразу поймут. Потому она и тащит все то же самое оттуда.

В глазах сестры – немая зависть. У нее интересный муж, здоровый сын, родные под боком. А в глазах – зависть. Я отворачиваюсь. Мне неудобно. Особенно после резанувшего взгляда ее мужа. Узнал.