Суккуб

Налила воды из графина. Отпила. На экране скакали лошадки. Очередная SMS-игра, придуманная светлой головой и запущенная темными мыслями.

— Моя лошадка выигрывает. — Ответил мальчишка. В руке зажат мобильный телефон.

— Чей телефон? — Спросила я раньше, чем подумала о том, что это не мое дело.

— Папы.

Ох, и влетит же тебе от папы… Но вмешаться в чью-то жизнь, подмигнув с экрана, со страницы журнала, со строки книги — это одно. А вот так — лично — это совсем-совсем другое.

Я снова наполнила стакан, и направилась к проему двери, прикрытого постукивающими бамбуковыми жалюзи. Почему эта дрянь ловится даже тут? Я про SMS-викторины, игры. Я про семь рублей за нарисованную лошадку. За каждую — по семь…

— Удачи. — Шепнула, выходя.

Галька, проснувшись при моих покушениях на половинку кровати, с благодарностью приняла стакан воды.

— Твой племянник сидит на кухне перед телевизором и тратит деньги на телефоне отца. Играет в скачки. — Пожаловалась я шепотом.

— …Завтра влетит. — Галка повернулась ко мне спиной.

— Я все думала, на ком же они держатся? — Подумала я вслух, тоже ложась на бок. — Что ты об этом думаешь?

— Ничего. — Зевнула Галка в подушку. — Мое дело освещать факты, а не оценивать.

— Галка… — Я удивилась. — Это не твоя позиция.

Она повернула голову. Потом и вовсе легла на спину. Ей, конечно же, так же фиговенько и гаденько, как и мне.

— …Если звезды зажигают — значит — …это кому-нибудь нужно?

Я не нашлась. Закрыла глаза. В грудной клетке бурлил стакан воды. Но Галка права. С одной стороны. С их стороны…

13

На собрании Верховного Суккубата я села с краю на последнем ряду правой от входа половины. Я не слушала… Или не слышала… Просто не понимала речь… Сознание отказывалось переводить. Я сидела и ждала, когда она останется одна.

Сбегая из Москвы месяц назад, я и не предполагала, сколько на самом деле успела накопить сил. Я не ощущала их, чувствуя себя разбитой, потерянной, брошенной.

Я звонила Марку каждую неделю. Я не могла без его голоса. И я слышала, что он сходил с ума там, вдалеке, без меня, один.

— Пришли мне на мейл все имена, все фотографии, все телефоны. — Просила я.

— Лида, он жив.

— Кто? — Сердце екнуло.

— Миша жив. Его откачали. У него проблемы с руками, но он жив. Он снял все обвинения.

Я облокотилась о стекло за спиной.

— Я перезвоню…

По лицу скользнул свет прожектора. Я невольно поморщилась, отворачиваясь. Впереди поднялась женщина. Я слушала далекий, но разборчивый голос старушки и думала о том, на что могла бы потратить силы вместо того, чтобы подчищать свои следы. День за днем заставлять кого-то забыть о себе. Устраивать маленькие локальные пожарчики, уничтожающие документы. Убивать «от старости» жесткие диски, терять CD-диски, флешки. Забывать, забывать, забывать…

— Лидонька, где ты? — От его голоса сжималось сердце. — Просто скажи, где ты.

— Еще что-то осталось?

— Если ты не собираешься уничтожать все тиражи всех журналов, все записи ток-шоу, твоих репортажей и прочее, то нет.

— Марк, точно? Прошлый раз ты сказал тоже самое.

— Да, точно! Где ты?

Раздался смех. Я подняла голову, прислушиваясь. Над чем смеялись, я пропустила и теперь удивленно переводила взгляд с одного покатывающегося затылка на другой. Угасшая звезда в проходе сказала: Окей, поехали дальше. Я вздохнула, прикрывая глаза.

— Милая, возвращайся. Мы с Гариком потонули в твоих делах. Они тебя ждут.

— Каким Гариком? Каких делах? — Не поняла я.

— Гарик — твой бренд-менеджер. А бренд — ты. И тебя, Лида, много.

— А… — Поняла я. Да, сама я могла повеситься на люстре, но Лиду(тм) убить не так легко, если ей занимается профессионал.

Я вздрогнула, когда обе половины зала поднялись. Встала, оглядываясь. Вокруг склонили головы. Похоже, кого-то поминают. Из своих. Из наших…

— Похоже, у нас теперь нет выхода. — Сказала старушка. Мы сели, произведя гулкий шорох. — Кто кроме усопшей силен в прямом влиянии?

Я поднялась снова. Об этом мы говорили при нашей первой встрече. Луч прожектора заставил поморщиться.

— Да, девочка. Ты. — Вспомнила она меня, кивая. — Как хорошо, что ты появилась. Да. — Похоже, старушка успокоилась. — Останься после собрания, пожалуйста. Это отдельный разговор.

Я села.

— Поехали дальше… — Привычно сказала погасшая звезда, и я практически услышала, как ее наманикюренный ноготь шуршит по повестке дня.

Месяц прошел. За месяц — всего один месяц — я уничтожила все, что могло уничтожить меня. Но это не могло вернуть Гришу. Мою Гришу.

Я забыла, зачем делала то, что делала. Возможно, это было по инерции. Потому что единственный важный для меня пункт давно забытого списка — был неосуществим. Мы не можем вернуть прошлого. Мы не умеем вернуть родных и близких. Мы можем притянуть луну. Мы можем остановить Землю. Мы можем заставить забыть. Мы можем убить. Но воскресить — не можем.

— Лида… — Он не знал что сказать. Он сказал уже все. Говорил постоянно. Писал постоянно. Думал постоянно. Все слова я знала наизусть.

— Я навещу маму и к тебе…