– У нас слишком маленький город, Бизли.
– Город растет.
– Сомневаюсь, что на данном этапе ему нужен публичный дом.
И снова пауза. И снова тишина и игра нервов.
– Мистер Поллак. – Дени сделал шаг вперед.
– Кто это? – спросил лейтенанта судья.
– Это друг Питера Самерсхеда.
– На мой взгляд, это лишние уши и глаза.
– Этот парень приехал из Чикаго, мистер Поллак.
– Не каждый в Чикаго сутенер и гангстер. Даже в семье Капоне есть добропорядочные граждане. Они меняют фамилию и живут нормальной жизнью.
Бизли пожал плечами и протянул конверт. Поллак смотрел на него, но не спешил брать.
– Я понимаю ваши сомнения. – Дени подошел ближе. – Слишком большая ответственность за такие небольшие деньги. – Он забрал у Бизли конверт, достал из кармана еще пять тысяч. – Теперь здесь десять тысяч, мистер Поллак. И, поверьте мне, это только начало. Город вырастет быстрее, чем ваши дети озвучат свои претензии на ваше наследство.
– Не трогайте моих детей, мистер из Чикаго.
– Деньги и власть, мистер Поллак! Подумайте об этом.
Судья посмотрел на деньги, на Дени, на Бизли.
– Лейтенант.
– Да, мистер Поллак?
– Ваш новый друг либо слишком глуп, либо чертовски умен. Предупреждаю, глупцов в этом городе я не потерплю. – Он забрал у Дени деньги. – Подумайте об этом на досуге, мистер из Чикаго.
Дени не ответил. Пит сделал шаг назад, мечтая лишь об одном – раствориться в густой темноте и никогда не существовать, по крайней мере, в этой реальности, где ночь такая темная, а будущее такое зыбкое.
Глава третья
Билли Брендс лежал в кровати, не в силах заснуть. Лунный свет бил в не зашторенное окно, наполняя комнату своей желтизной. Гарольд храпел на соседней кровати. Громко храпел, но причиной бессонницы Брендса был вовсе не храп. Себила Леон. Завтра вечером они вернутся в ее дом. Завтра Гарольд расскажет ей о том, что Брендс ослушался ее указания.
– Ты не ее раб, Билли. – Брендс вздрогнул, услышав этот голос. Знакомый голос. Женский. Идеально чистый, кристаллизованный в концентрат невинности и порока. Способный очаровать как святого, так и самого безнадежного грешника.
– Кто здесь? – Брендс прислушался, надеясь, что слух сыграл с ним злую шутку. Но нет. Голос повторился.
– Ты не рад мне?
– Ламия?
– Да. Так ты пожелал назвать меня.
Брендс сел на кровати. Протер глаза. Женщина. Идеал. Эталон красоты. Она стояла перед ним. Обнаженная. Желанная.
– Как ты оказалась здесь?
– Я всегда была рядом.
– Я думал, ты принадлежишь дому Леон.
– Я принадлежу тому, кто меня создал.
Брендс отвел глаза от этой безупречной наготы.
– Я не нравлюсь тебе?
– Нравишься.
– Тогда не стоит стыдиться своих желаний, Билли.
– Я не стыжусь.
– Но ты напуган.
– Долорес – в ней течет кровь художника.
– Ты боишься ее?
– Я боюсь, что она отнимет у меня то, что я создал.
– Меня?
– Да. Тебя.
– Тогда ты поступил очень глупо. Гарольд обо всем расскажет мадам, и она пошлет кого-нибудь другого.
– Что я могу…
– Много, Билли. Со мной, очень много. – Женская ладонь прикоснулась к щеке Брендса. – Посмотри на меня. – Брендс поднял глаза. – Мы должны остановить его, Билли.
– Как?!
– Вместе. – Женские губы сложились для поцелуя. Брендс отстранился. – Ты поможешь мне? – Тишина. – Ты поможешь мне…
Гарольд всхрапнул и перевернулся на бок. Прикосновение. Нежное, ненавязчивое прикосновение. Сон отступил. Веки вздрогнули. Ночь. Желтый лунный свет. Женщина… Гарольд протер глаза. Длинные черные волосы. Широко расставленные высокие груди. Треугольник черных волос между ног…
– Кто ты?
– Кто я? – Нежный голос. Порочный и невинный.
– Чего ты хочешь? – Гарольд вспомнил, что не одет. Вспомнил излишки веса.
– Чего я хочу? – Женщина улыбнулась. Красивая улыбка от губ до бесовских огоньков в глазах.
– Это Брендс придумал, да?
– Брендс?
– Знаю, что он. – Гарольд натянул на грудь одеяло. – Думает, что сможет задобрить меня. Сколько ты стоишь?
– Я бесценна, Гарольд.
– Ну, точно! Брендс! Иначе откуда тебе знать мое имя?
Женщина не ответила, улыбнулась, повела хрупкими плечами.
– Вот только не пойму, где этот писака отыскал такую красоту в этом захолустье? – Гарольд сел, продолжая прикрываться одеялом. – У тебя есть имя?
– Выбери любое.
– Пусть будет Джанет.
– Хорошо, Гарольд. Теперь я – твоя Джанет.
– Когда-то давно я знал одну женщину по имени Джанет. – Гарольд запнулся, вспоминая стертое годами лицо. – Она была очень красива. Да. Очень красива. – Он закрыл глаза. Веселый смех. Яркое солнце. Блеск воды. Теплый песок. Женщина. Джанет. Настоящая Джанет, та, которую он помнил, та, которую он любил. Ночь перестала существовать. Лишь только пляж. Лишь только женщина, бегущая вдоль кромки воды. Ее дети. Еще совсем маленькие. Ее муж – брат Гарольда. И боль. Боль, которую ничто не может заглушить. Легкие, случайные соприкосновения. Ничего не значащие взгляды. Вечера возле камина. Семейный дом.