— Кстати, я был сильно удивлен, проснувшись в гостиной на полу и укрытый одеялом. — Икуто пошагал за мной, не перегоняя и давая мне возможность идти впереди.
— Скажи «спасибо», что не на кухне. — А чем он, интересно мне, недоволен?
— А почему все-таки не на диване?
— Потому что ты кабанище! Я еле-еле тебя до дивана дотащила! — Я сжала руки в кулаки, подавляя желание ему врезать. — У меня от тебя мышцы на руках болят.
— Ну я ж не виноват, что ты такая маленькая и слабенькая, — в его голосе проскользнула насмешка, или мне послышалось?
— То есть ты мне намекаешь, что лучше я была бы кабанищем с горой мышц, твердой, как дерево, и с трясущимися сиськами, которые при «таком» образе совсем не в тему? — Я повернулась и раздраженно уставилась на него, приподняв при этом правую бровь.
— Нет, — он нахмурился, видимо, представляя меня в «таком» обличье, — тебе намного лучше быть маленькой и слабенькой.
— Я не слабая! — воскликнула я.
— Я заметил, — в сарказме закатив глаза, процедил он, а я, как слабенькая и невинная девушка, заехала ему ногой по голени.
— Много ты замечаешь! — он стал на одно колено, тем самым поравнявшись со мной ростом. Ай да я! Ай да молодец! Но что-то мне подсказывало, что добром это не кончится, и я ожидала чего угодно, но только не этого.
— Отличный удар. — Он посмотрел мне в глаза, как бы хваля, а я, вскинув брови, посмотрела на него, как на полоумного. Дурак, не дурак?
— Эм… — я замялась, не понимая его логики и смысла в его словах. Его только что ударила девчонка, а он хоть бы хны.
— Только в следующий раз бей посильнее, боль быстро проходит. — Он подмигнул мне, а я покраснела от злости, не в силах произнести ни слова.
— Ты… Ты… кишкомот недоделанный! — Я начала бить его кулаками, в гневе даже не разбирая куда попадаю, но по его лицу, которое тут же изменилось в эмоции, я поняла: надо бежать, желательно далеко и надолго.
Отшатнувшись от него, как от сумасшедшего, побежала в гостиную, ведь выхода мне не оставалось: либо через него, либо нет. И я выбрала второе…
Забежав в помещение, которое было мне предельно знакомым, быстро направилась к дивану, стоящему почти посередине комнаты и забежала за него. «В хороших руках и швабра станет оружием», — вспомнилась философская фразочка Кукая, которую он услышал не пойми где и везде пытался вставить ее.
Как жаль, что нет швабры, а только диван, который ни к чему не годился, но — хвала богам! — прятал от ненужных глаз.
«А хотя… чего это я так его боюсь? Что этот хмырь сделает? По попе надает?» — я удивилась своим мыслям, которые были до боли… правдивыми. И на самом деле, чего это я?
Намереваясь встать и накостылять этому Тсукиеми за все «доброе» и «хорошее», неожиданно услышала его голос.
— Не ты ли так хотела услышать правды, а сейчас прячешься, боясь моего гнева?
— Ничего я не боюсь, — буркнула я, выходя из «укрытия» и взирая на уже сидящего на этом самом диване Икуто.
Он не ответил, но его лицо выражало некую серьезность, что раньше не было мною замечена, да и вообще я никогда раньше не замечала этого выражения лица.
Я присела на самый край и чуть кивнула, давая понять, что готова начать разговор.
— Начнем с того, что с этого дня ты живешь у меня. — Мои брови поползли вверх, а глаза неестественно расширились.
— С какой это стати?! — выпалила я, не веря услышанному.
— Не перебивай, — его лицо осталось невозмутимым и ни один мускул не дрогнул над сказанным им предложением. — Я подозреваю, что Дол рассказал о моем плане, который должен воплотиться в жизнь двадцать девятого апреля, конечно, не без твоего участия. — Я опустила голову. Получается, я ему только для этого нужна? — Но так как ты в курсе всего дела и все пошло наперекосяк и совершенно в незнакомое нам русло, то тебя нужно оберегать и держаться, словно за спасательный круг. — Он вздохнул и потер длинными тонкими пальцами веки.
— Двадцать девятого? — эхом повторила я, пытаясь сдержать слезы. «Веселый день рождения».
— Да, «праздник» будет ровно в пять.
— А сейчас… какое? — внезапно спросила я, никак не вспоминая какой сегодня день и число.
— Двадцать третье.
***
На красивом и весьма дорогом стуле, с кожаной обделкой снаружи, сидел весьма крупный мужчина, хотя «сидел» слишком тихо сказано, «восседал» — вот оно, то самое слово, которое подходило его величественной и грозной физиономии. Его глаза были серо-голубыми, почти серыми и узкими, что ни капли не портило устрашающего вида, а наоборот, внушало больше впечатлений, которые явно были не положительными. Волос у него не было, лишь загорелая лысина, наверняка будет «светиться» при прямых лучей яркого солнца. Дальше шли густые, близко посаженные к глазам брови и тонкие губы. Да, этот человек явно не блистал внешностью и не пользовался популярностью у девушек, но зато у него было кое-что намного лучшее всего этого — деньги. Много денег и компания Хиллионора, нет, его компания, которую он никому не отдаст и не продаст — не в его интересах.