Сумеречная река (ЛП)

— Идём. Ты же не хочешь заставлять своего отца ждать? — сказал он.

Он пошёл в сторону открытых дверей, и я последовала за ним.

Он был прав. Мне надо было сосредоточиться на отце, на том, почему я здесь. Наверное, причиной, по которой моё сознание всё время переключалось и цеплялось за гнев, был мой страх. Я так боялась, что Мор не выполнит свою часть сделки. Я боялась, что могу вообще не увидеть отца. Я была в ужасе от того, что мой отец мог быть уже мертв, и я напрасно пришла сюда.

Из-за последней мысли у меня даже навернулись слезы, но я сдержалась. Я отказывалась плакать перед Мором. Именно это я пообещала себе здесь и сейчас. Что бы ни случилось. Всю последнюю неделю я думала, что мой отец мёртв, и мне приходилось жить с этой ужасной реальностью, меняющей жизнь и разбивающей душу, и теперь, когда я знала, что он жив, что его можно было вылечить и освободить… лишиться его снова было ещё хуже, чем если бы я вообще не открыла тот гроб. Потеря кого-то, кого ты очень любил, могла разрушить. Но когда кто-то умирал, а потом у тебя появлялся ещё один шанс, после которого он должен был умереть снова… я не знала, что со мной станет после всего этого. Думаю, я могла стать животным, таким, которое состояло из одной лишь боли и вечно страдало.

Когда я подумала об этом, Мор посмотрел на меня поверх плеча. Мы прошли через круглую комнату, и я снова заметила его отполированный чёрный череп, сверкнувший в свете чёрных свечей, которые располагались в разнообразных светильниках на стенах.

— Если ты сможешь забыть о своей убийственной ярости на какое-то мгновение, — сказал он. — Я проведу тебе экскурсию по твоему дому, где ты проведёшь вечность. Вот это место мы, в силу ряда причин, зовём стойлом Сарви. Сарви не живёт в конюшне, как другие лошади, ведь он разумное существо и предпочитает, чтобы у него была своя комната внутри замка.

Несмотря на всё происходящее, мне стало интересно. Я оглядела комнату. Она не выглядела так, словно была предназначена для лошади. Её полы были из чёрного мрамора, на стенах были обои тёмно-синего цвета с красным рельефным узором. С одной стороны находилась примятая куча мха наподобие кровати, из-под которой торчало сено. Там также стоял длинный низкий стол, сделанный из костей и уставленный разнообразными мисками больших размеров. На другом конце находилось одно единственное кресло из чёрной кожи, а рядом с ним — книжный шкаф. Там также была кафедра, по типу тех, которые используют учителя, на которой лежала раскрытая книга.

Я попыталась представить Сарви, каким-то образом, сидящим в этом кресле, но потом поняла, что оно предназначалось для гостей. Гостей человеческих размеров. Образ, который возник у меня в воображении, чуть не вызвал у меня смех, и я поняла, что, наверное, брежу. Интересно, каково это было на самом деле сойти с ума? Узнала бы я вообще, если бы это случилось?

Мы начали спускаться по длинной винтовой лестнице, освещённой свечами, чёрный воск с которых всё капал, и капал, и капал вниз. Воздух здесь был влажным, хотя и пах слегка Мором, чем-то сладким с дымком. Стук от его железных сапог эхом отражался от округлых стен, а моя цепь звенела.

Наконец, когда у меня уже закружилась голова от хождения кругами, мы остановились, и Мор толкнул высокую деревянную дверь, которая открылась с громким скрипом.

Я оказалась в каком-то огромном зале, потолки которого были до невозможности высокими, на стенах были тёмные обои с нарисованными свечами, с которых стекал воск, а само помещение было абсолютно пустым, за исключением пяти человек, стоявших посередине. Четверо из них были одеты в плащи, их лица были скрыты, а их костлявые руки сжимали человека, стоявшего между ними.

Моего отца.

Увидеть его само по себе уже было шоком. Я не ожидала увидеть его так скоро, не говоря уже о том, чтобы вообще увидеться с ним. Но он стоял здесь, облачённый в такой же чёрный плащ, что и остальные, хотя его капюшон был снят, и его лицо хорошо было видно: седые волосы, чуть длиннее у основания шеи, залысина на макушке и длинная борода. Его голубые глаза уже не сверкали, как прежде, и были полны боли и любви.

Но это был он.

Мой отец.

— Папа! — закричала я, и почувствовала, как Мор приготовился удержать меня, но меня нельзя было удержать.

Я бросилась вперёд, приложив все свои силы, и почувствовала энергию, пульсирующую внутри меня, которая была движима любовью. Я вырвала цепь прямо из рук Мора.

— Папа! — снова закричала я, и как можно быстрее побежала по чёрному мраморному полу зала.

Цепь позвякивала у меня за спиной с каждым моим шагом. Мне показалось, что я услышала, как Мор что-то крикнул, и чем ближе я становилась к своему отцу, тем дальше фигуры в плащах отводили его назад. Но я не могла остановиться.

Я бросилась к нему, уткнулась головой в его шею и крепко обняла его, хотя он не мог обнять меня в ответ.

— Ханна! — воскликнул он хриплым голосом. — Моя дорогая Ханна!