Сумеречные королевства

Горбун знаком велел Диорену сдернуть ткань, закрывающую его живопись. Собравшийся народ инстинктивно почувствовал, что перед ними творение победителя. Горбатый судья тут же поднялся по лесам, чтобы изучить картину вблизи. Толпа задержала дыхание. Художник изобразил галерею, не забыв ни одной из тысячи свечей, озарявших зал. Толпа, находящаяся на значительном расстоянии от изображения, видела лишь крошечные светящиеся точки, но даже по ним она могла судить, что живописец с несравненным мастерством проработал все мельчайшие детали.

Внезапно горбун повернулся и крикнул:

— Больше я ничего не желаю смотреть. Это лучшее произведение!

Толпа разразилась восторженными криками, какие-то молодые люди подхватили Диорена и посадили его к себе на плечи. Лерсшвен дрожал от возбуждения. Все складывалось просто чудесно. Художники, расположившиеся дальше по улице, не скрывая разочарования, спустились с лесов и принялись зазывать аристократов, надеясь продать свой талант подороже. Толпа постепенно рассеялась. Лерсшвен подошел вплотную к лесам, где Диорен тихо беседовал с горбуном. Фэйри напряг слух.

— Вам надо исправить этот фрагмент, цвета здесь кажутся слишком яркими. Не забудьте усилить тени вот в этом месте. Я хочу, чтобы произведение было совершенным. До завтра у вас еще уйма времени. С нетерпением жду вашего рассказа об этом зале. У вас богатое воображение! Итак, до завтра, — бодрым голосом закончил горбун.

Художник смотрел, как затменник пробирается к нему.

— Ну что? — спросил Лерсшвен.

— Все в порядке. Он дал мне несколько советов. Волшба назначена на завтра.

— Можешь явиться за своим золотом. Ты его заслужил.

— Знаю. А сейчас позовите вашего музыканта.

— Он ждет в таверне. Скоро он присоединится к тебе. Встретимся завтра в сумерках, когда начнется волшба. Смотри, до тех пор ничего не испорти!

— Нет… конечно, — прошептал мастер.

Лерсшвен с легким сердцем удалился. «Народ еще сам не знает, что скоро получит», — подумал маг. Ему осталось дать последние распоряжения лжеаккорднику и вернуться в галерею для организации торжеств. Ассамблея откроется меньше чем через сутки…

XVIII

Я снова был сиротой. Сиротой, лишившимся Школы Ловцов Света, эльфов и, прежде всего, Амертины. Всю жизнь за мной тянулся кровавый след, и сейчас он вызывал у меня отвращение. Я выбрал самый дальний столик, и Сангрина, не задавая вопросов, приносила стакан за стаканом, пока я совсем не захмелел. Охваченный печалью, Малисен последовал моему примеру, так что мы вели себя как последние пьянчуги, не обращая внимания на остальных посетителей, которые не осмеливались пожаловаться на нас хозяйке. В эту ночь я находился под ее опекой…

Рассвет окрасил окна таверны охрой, когда моего плеча коснулась чья-то холодная рука. Я с трудом повернул отяжелевшую голову и решил, что пьян в стельку: прямо передо мной маячила статуя, напоминающую горгулью с водостока. Она присела на корточки за массивным столбом и, вытаращив на меня безжизненные глаза, тянула лапу к моему плечу. Я взорвался непристойным смехом и отбросил эту воображаемую лапу. Однако лапа исчезать не пожелала, а, напротив, лишь крепче вцепилась в плечо, заставив меня вскрикнуть от боли. Должно быть, Сангрина не поскупилась на ликеры.

С трудом соображая, что делаю, я несколько раз моргнул, чтобы прогнать галлюцинацию. Горгулья никуда не делась. Рядом со мной, развалившись в кресле, храпел Малисен, мало чем отличаясь от остальных припозднившихся клиентов таверны. Слабым голосом я позвал Сангрину. Горгулья вонзила когти в мою плоть, будоража старую рану, полученную от демонов Оршаля. Я вздрогнул и рефлекторно положил руку на гарду Тени. Та приглушенно вскрикнула:

— Осторожно, дорогой хозяин! Уж и не знаю, что хочет от тебя это существо, но оно вполне реально…

Я тотчас попросил рапиру забрать мое опьянение. Она подчинилась и проникла в мозг, чтобы вдохнуть алкогольные пары. Горгулья… Казалось, она почувствовала произошедшие изменения и убрала лапу.

— Что ты хочешь? — процедил я, обретя способность ясно мыслить.

Я понимал, что выгляжу смешно, беседуя с каменной статуей. Горгулья заворчала, огляделась по сторонам, и ее когтистая лапа заскребла по столу. Каменные когти оставляли на столешнице узкие борозды, складывающиеся в примитивный рисунок. Ошибки быть не могло: я четко видел крошечные крылья и щуплую фигурку, скорчившуюся в инвалидном кресле. Амертина.

Я покачал головой. Горгулья указала на дверь. Поднявшись, я посмотрел на Малисена. Эльф уже дорого заплатил за дружбу со мной; я предпочел оставить его заботам Сангрины, и вышел на улицу вслед за горгульей.