Сумеречные Врата

– Но ведь эта тайна принадлежит вам по праву рождения - в конце концов, вы такая же наследница Ширардира Великолепного, как и сама гочалла. Эта тайна принадлежит вам так же, как и ей.

– Жалкие отговорки. Вы сами знаете, что толкаете меня на низкий поступок. Удивляюсь, как вы решились предложить мне такое.

– Едва ли вы так уж удивлены, гочанна. Мое предложение не может быть для вас полной неожиданностью.

– Что вы хотите сказать?! - Она резко выпрямилась в кресле и напряженно застыла.

– А что хотели сказать вы, рассказывая мне о Святыне и ее тайнах? Если попасть туда совершенно невозможно, стоило ли тратить слова?

– Просто разговор так сложился. Уж конечно, я не ожидала, что вы посоветуете мне таиться и воровать!

– Чего же вы ждали? Что, по-вашему, я мог предложить?

– Я просто не думала об этом… - Она опустила глаза. - Может быть, надеялась, что вы сами найдете какой-то способ проникнуть в святыню.

– Мне, значит, можно?

– Мне и не снилось, что вы попросите меня помогать вам. - Она не ответила на вопрос. - Взлом и тайны больше по вашей части, не так ли? Вы ведь сами назвали себя шпионом.

– Это не моя профессия. Вспомните, я просто помощник второго секретаря - гражданский чиновник, не более того.

– Для любителя вы достигли больших высот в новой профессии.

– Гочанна, я бы не просил вашей помощи, если бы мог обойтись без нее. Но я просто заблужусь в лабиринтах вашего дворца. Я не могу бродить здесь, рискуя, что меня заметят. А вы…

– Я… Да, совсем другое дело. Как вам повезло, а?

– Надеюсь, что так.

– Кажется, вы просто не представляете, чего требуете от меня. Обмануть мать, гочаллу, правительницу Кандерула…

– Вы уже осмелились однажды пойти ей наперекор, когда причина показалась вам достаточно веской. Теперь дело еще важнее.

– Вы, на западе, легко смотрите на такие вещи. Для вонарца дочерняя почтительность и послушание всего лишь нелепые устаревшие предрассудки. Но у нас в Авескии им еще знают цену.

– Понимаю.

– Тогда вы должны понять и то, что мать, уже глубоко оскорбленная мной, никогда не простит мне второго предательства.

– Это не предательство.

– Она сочтет мой поступок изменой, и тогда уж наверняка изгонит меня из УудПрая - и из самого Кандерула. Я потеряю родину.

– У сиятельной гочаллы не достанет власти проследить за исполнением подобного приговора.

– Тем более я должна буду почтить ее приказ. Я повинуюсь без рассуждений, поскольку ее власть законна и справедлива. Гочалле нет нужды утверждать свои права силой оружия. Можете ли вы понять это?

– Я понимаю и восхищаюсь. Но ведь я не прошу вас предать или ослушаться гочаллу. Я прошу только помочь мне проникнуть в Святыню, и не собираюсь ни воровать, ни осквернять ее. Мне нужно всего лишь получить некоторые сведения. Ваша мать ничего не узнает, ее законная власть не потерпит ущерба, а вы, гочанна, окажете услугу своей стране.

– Как все для вас просто!

– Совсем не просто, но я не вижу иного выхода. И по-моему, вы тоже это понимаете.

– Не знаю. Хотелось бы мне иметь вашу уверенность. Но одно я знаю твердо - мне нужно поразмыслить. Вам придется подождать моего ответа, Чаумелль.

– Я готов.

– А тем временем можете воспользоваться случаем отмыть для себя какую-нибудь комнату. Потому что, обещаю вам, здесь вы больше спать не будете.

А жаль.

– Ведра и тряпки я оставила в ванной, - продолжала Джатонди. - Найдете там все, что нужно. Не пытайтесь работать в такую жару слишком быстро, и, пожалуйста, остерегайтесь змей.

– Само собой… - Змей?! - Но сначала позвольте мне помочь вам с посудой. - Он кивнул на грязные тарелки на столе.

– Нет. Поберегите силы. Они вам пригодятся, - не без злорадства посоветовала гочанна. - Беритесь за дело, помощник второго секретаря. А я, пока вы потеете, отскребая полы, поразмыслю, чем боги отличаются от слонов.

Ренилл выбрал для себя внутреннюю комнату, ведущую в огромные покои, в старину служившие спальней восьми женам Ширардира. Выбранная им комнатушка в те времена использовалась как чуланчик для служанки. Он счел, что крошечную спаленку без особых украшений отмыть будет легче. На грязном, выложенном плиткой полу еще лежали древние ковры, загаженные до изумления. Окошко выходило в огороженный стеной садик.

Ренилл потел и скреб. Отмыл ковер и расстелил его сохнуть на солнце. Совет гочанны поберечь силы оказался к месту. Работа была еще далеко не закончена, а Ренилл уже обливался потом и совершенно выбился из сил. Конечно, коренной авескиец ни за что не стал бы работать в такой зной. В самые жаркие часы вся страна отправлялась на покой. Только вонарское упрямство не давало Рениллу последовать этому мудрому правилу.

Только через пару часов после полудня он позволил себе передохнуть, устроившись на полу и облокотившись о стену. В окно он увидел гочанну, которая прогуливалась, защищенная от солнечных лучей широкополой шляпой, сплетенной из речной травы, и кружевным зонтиком. Она шла медленно, склонив голову, в тревожной задумчивости.