Сумеречный город

– Смешно подумать, раньше они служили ойгуру, были лучшими в его личной гвардии.

– Теперь стали разбойниками.

Я уже привык к тому, что даже двойники портных по очереди ведут общий рассказ, и больше не крутил головой от одного близнеца к другому. Сосредоточил внимание на Шверке и слушал. Изредка посмеивался над тем, как портные, старательно подражая друг другу, присвистывают на шипящих.

По словам портных, Вольмар Адельвит, коронованный после Темной эпохи, приказал расформировать красный легион в наказание за то, что они в Войне пяти княжеств поддержали его врагов из княжества Тиолинт[17]. Красные воевали против отца Вольмара – Гориндина из княжества Миорит[18], которое в итоге победило, а затем поставило своего наследника на трон Эрхегорда.

На смену красному легиону пришел желтый, который два века спустя, при Гуардионе, был переименован в эльгинцев – по имени Эльгина из рода Ноарадиса, самого рьяного из карателей.

Остатки красного легиона пробовали поднять восстание на Западе, но были разбиты, после чего ушли в Ничейные земли за Деодрельским лесом, спрятались в горах за Навьей пущей и там захватили старую крепость Магуль Индр. Поселились в ней и стали называться магульдинцами.

– С тех пор они превратились в обыкновенных бандитов, – вздохнул Шверк.

– До нас они, к счастью, не добираются.

– Но в Целинделе их видели, и не раз.

– В Целинделе кого только не видели.

– Это точно.

– Поговаривают, в низинных лесах даже прятался кто-то из южан.

– Но магульдинцы больше любят северный край Восточных Земель.

– Да. Там нападают на повозки, на путешественников, монитов.

– Даже на карательные разъезды.

– Так называют самые жестокие отряды эльгинцев.

– Магульдинцы за последний век осмелели. Начали грабить села, убивать представителей знатных родов.

– Да. Мстят ойгуру.

– В свое время всех на уши поставили. Сейчас, правда, притихли.

– Это ненадолго.

– Может быть…

Поймав взгляд Шверка, я чуть кивнул в сторону Тенуина, предлагая портным помолчать и послушать историю Громбакха. Шверк, только приоткрывший рот для очередных слов, рассмеялся. Ткнул брата локтем и повторил ему мой жест, но сделал это так, что его наверняка увидели даже с первой телеги. Следопыт чуть усмехнулся и продолжил прерванный рассказ:

– Гром с отцом и другими охотниками был в лесу. Готовил облаву на кабанов. В Нальте почти не осталось тех, кто мог сражаться. Это была резня. Магульдинцам хватило одного часа. Они хотели наказать книжника Целуса за его богатство. За то, что он работал с лигурами – с кумаранскими свитками, опыты с которыми разрешены только в стенах Оридора.

Красные разграбили амбары и склады Целуса, разрушили его поместье, а хлопковые поля превратили в обгоревшую стерню. Затем они убили всех людей – тех, кто служил книжнику. Убили жестоко.

– В духе магульдинцев, – нахмурился Шверк.

– Фанатики похуже нерлитов, – кивнул Швик.

– Гром даже не узнал свою мать. Только по одежде понял, что это она. Сестру вовсе не нашел. Ее сожгли в общей яме.

Следопыт посмотрел в сторону первой телеги, словно подозревал, что охотник его слышит. Но Громбакх там что-то задорно рассказывал окружившим его фаитам, со смехом ударял их ладонью по плечу, иногда наклонялся к бортику – старался отправить густую фиолетовую слюну так, чтобы она вся вылетела за границу ясности, и каждый раз ликовал, если ему это удавалось.

Фаиты, сидевшие в нашей телеге, рассказом Тенуина не интересовались, перешептывались и неотрывно смотрели во мглу, наблюдали за созданным ими куполом. Если он проседал с одной из сторон, старались пересесть так, чтобы распределение ясности было равномерным.

– А Целуса тогда и не было в селе, – продолжал Тенуин. – Он редко выезжал из Оридора. До него магульдинцы не добрались.

Охотники Нальты были в отчаянии, но оплакивать погибших не хотели. Хотели мстить. Понимали, что двадцать человек не управятся с сотней магульдинцев, но не думали об этом. Отправили по следу двух следопытов. Узнали, что красные укрылись на болотах за Бальскими сопками, на границе Северных и Восточных Земель.

– Гиблые места.

– Туда и волки не заглядывают.

– Грома, еще двух мальчишек и одну девчонку – Ольрина, Ронгарда и Таю – опоили лигудой и связали. Отцы не захотели брать их с собой. Им не было и пятнадцати. Охотники ушли ночью. Проснувшись, Гром кричал, катался по полу, пытался сорвать веревки, но лишь к полудню сумел разломать закром, ржавым гвоздем расковырять узлы и освободить своих друзей. Они нашли оружие и отправились вслед за отцами. Ничего другого им не оставалось. Они тоже хотели мстить.

Фаиты оживились. Стали чаще пересаживаться от одного края телеги на другой. Приглядевшись к туману, я понял, что купол стал меняться. Он сузился. Теперь охотнику не составило бы труда переплюнуть через его границу. Стена, отделявшая ясность от мглы, не просто изгибалась – трепетала, вздергивалась, рвалась широкими трещинами и все чаще пропускала облачка серости. Мы будто прятались под огромной палаткой, навес которой был сшит из тонкой хлопчатобумажной ткани и дрожал под напором горных ветров.