Хм-м.
Я пожимаю плечами и отодвигаю тарелку.
– Воображение без возможности его реализовать – просто хобби.
– Да, похоже на правду.
Мои пальцы до боли сжимают салфетку на коленях. Но разве я ждала, что он со мной не согласится?
Я расправляю салфетку.
– Некоторые сказали бы, что стоит заниматься творчеством, даже если не хватает таланта стать кем-то великим.
– Да? По мне, так трата времени.
Подают закуски. Я ковыряюсь вилкой в кусочках копченого палтуса, хотя могла бы прикончить его в три укуса.
– Я думаю, я видела что-то… необъяснимое.
Зачем я это сказала? Как будто хочу проверить Остина. Нечестно. Не могу же я снять у Остина баллы в воображаемом тесте «Хороший ли ты бойфренд?», если он не поверит в то, что я сама считаю невозможным?
– В каком плане необъяснимое? – Остин поднимает брови, смазывая маслом хрустящую булочку.
Я не хочу рассказывать ему всю правду. Сад – это личное. Как будто он принадлежит мне одной. Фоновая музыка заполняет паузу.
– Как будто ты видишь что-то, а в другой момент смотришь – и там ничего нет, словно и не было никогда.
– Похоже на то, что люди зовут «магическое мышление».
– Я… Не… «магическое мышление» – это другое.
Остин хмурится и вгрызается в хлеб.
– Ты о чем? Оно магическое, и ты об этом думаешь. По-моему, достаточно для магического мышления.
Я прочищаю горло и отправляю в рот еще кусочек рыбки. Снова – нечестно же думать о нем хуже только потому, что он не знает психологический термин, обозначающий поиск причинно-следственных связей между несвязанными событиями?
– Ну, не важно, – Остин пожимает плечами. – Я знаю, тебе нравится все это… художественное, я имею в виду. Но, кажется, сейчас лучше сфокусироваться на цифрах, не спускать глаз с добычи и прекратить мечтать. Я поэтому тебе говорю сделать из магазина престижное кафе. Но сейчас уже поздно.
Он продолжает говорить, но я не слушаю.
Слова Лизы и Остина – с налетом снисходительности, неодобрения.
Но Агата Кристи назвала меня Рассказчиком. Т. С. Элиот сказал, что у меня хорошее воображение.
От них эти слова казались комплиментом. Призванием. Даром.
Остаток ужина я удерживаю себя в кресле.
Остин провожает меня до входа в магазин и удивляется, когда я не приглашаю его зайти.
Но мне надо подумать.
Что-то должно измениться.
Я жду с Остином на улице пару неловких минут, пока не приезжает такси.
– Я тебе пришлю контакты адвокатов, – обещает он, залезая в машину.
Машу рукой и улыбаюсь, слежу, как машина едет на запад по Каштановой улице, затем сворачиваю направо.
Спустя мгновение я у ворот, проверяю время на часах. 20:30. Чуть раньше, чем прошлой ночью – нет, позапрошлой ночью, – когда дверь открылась. Но мерцающий свет я увидела заранее, когда солнце садилось и меня испугал Уильям. Увижу ли я этот отблеск снова?
Я еще не решила, хочу ли я снова оказаться в саду, даже если дверь будет открыта. Я потеряла целую среду и все еще не пришла в себя.
Но всего лишь один толчок – и я понимаю, что дверь снова закрыта, как сегодня с утра.
Подождите, или это было вчера? Нет, сегодня с утра.
Я касаюсь лбом холодного металла, прищуриваюсь, пытаясь разглядеть сквозь разросшуюся зелень хоть отблеск теплого света свечей.
Ничего.
Потому что я сошла с ума.
Я вздыхаю, разминаю затекшие мышцы шеи и плечи. После ужина с Остином я чувствую себя тревожно.
И хочу есть.
Всего полсекунды – и я направляю свои стопы к кафе Анамарии. У них открыто допоздна. Время поесть по-настоящему.
В кафе «Глазунья» я устраиваюсь в угловой кабинке и над чизбургером с беконом и картошкой проигрываю в голове свидание.
Почему мне так плохо? Остин замечательный парень, как и говорила Аманда, моя соседка по общежитию, когда представила нас друг другу на свидании вслепую пять недель назад. Красивый, успешный, милый.
Дело не в Остине. А во мне.
Даже, если быть точной, дело в
Последний пункт в этом списке, книга в сине-золотой обложке – я чувствую, словно моя душа вот-вот умрет. Будто часть меня все это время спала и жаждала пробуждения, но вместо этого задыхается. В голову приходит образ: Спящая красавица ждет поцелуя жизни, но вместо этого ее душат. Я чувствую приступ тошноты и откладываю бургер.
– Все хорошо? – Валентина, сменщица Анамарии, подходит ко мне с кувшином воды. – Что-нибудь нужно?
– Я в порядке, Валентина, спасибо.
Невидящим взором я смотрю на тарелку с картошкой.
Слова Т. С. Элиота, в Саду.
Да, безумный, нелогичный Сад – полный гремучей, всеобъемлющей жизненной силы – каким-то образом подкидывает мне мысли о том, как моя душа задыхается.