Сумеречный Сад

Кусты касаются моих рук и лица. Они не царапаются, а скорее протягивают листья-пальцы, подбадривая меня прикосновениями к плечу, подгоняя идти вперед.

Я пробираюсь вперед, зарываясь руками в зелень, и сердце бьется часто-часто.

Слишком долго. Не должна ли я была уже достичь жизни в центре Сада?

Но музыка… музыка уже не дымка в воздухе. К ней добавился голос: «Ты так прекрасна, ты мой рай»… Я слышу смех. Звон бокалов. Гул разговоров.

Ох, небо… Он здесь.

Последние ветки расступаются перед моим взором, и я снова в Саду.

Спокойная точка вращающегося мира.

Я выступаю из растительности и стою, чувствуя себя неуклюжей, как новорожденный теленок.

Все так же, и в то же время – все по-другому.

Тот же стол, ломящийся под весом яств, то же пламя внутри глобусов, свисающих с изогнутых ветвей величественного дуба. Запах сирени и роз, земли и новых ростков.

Гости вечера, одетые по моде своего времени, болтают и веселятся.

И мое платье. Я трогаю мягкую ткань – не то, что было на мне на свидании с Остином. Нет, я снова увита лавандовой и белой вистерией, готова кружиться по всему Саду.

По моде своего времени.

Теперь, когда я здесь, я позволяю себе подумать над вопросом, который отказывалась задавать.

Не только что это за место – но и когда?

После быстрого поиска информации о трех встреченных мною авторах в Интернете я поняла, что даже если принять как данность существование порталов в прошлое, время их жизней не совпадает.

Т. С. Элиот, Агата Кристи и Л. Фрэнк Баум жили в одно время, но книга Баума «Удивительный мир Оз» была опубликована в тысяча девятисотом. Первый роман Кристи появился на прилавках только через двадцать лет после этого, и прошло еще около двадцати лет, прежде чем были написаны строки, процитированные Элиотом из его «Четырех квартетов». Кроме того, Баум умер раньше, чем оба эти произведения были опубликованы.

Чем бы ни было это место, одному времени оно не принадлежит.

На этот вопрос ответа у меня нет. Я изучаю Сад, пытаясь увидеть отличия. Моя мраморная скамеечка, где я разговаривала с Элиотом, все еще на месте под пушистыми цветами магнолии. За ней в подсвеченном фонтане подпрыгивают и танцуют потоки воды.

Сегодня я замечаю больше источников света, кроме глобусов на ветвях дуба и факелов в траве. Фонари находятся у стволов небольших деревьев, освещая ветки и цветы, будто их расставлял ландшафтный дизайнер. По краю открытого пространства – не всего Сада, чей край скрыт в тенях, а просто огораживая вечер – блестят колонны с фонарями, установленными у основания, освещая листья травы.

Я подхожу к ближайшей колонне, касаюсь плюща и побегов, вьющихся голодными завитками по граниту, следую глазами вверх. К моему удивлению, высоко в небе колонна соединяется с каменной аркой. Она изгибается в небе над серединой Сада, служа опорой свисающим каскадами вистерии – точно как на моем платье.

Были здесь эти колонны вчера? Я их не помню. Теперь, когда я знаю, что ищу, я замечаю арки, заключающие гигантский Сад в квадрат. Все пространство похоже на открытый внутренний двор. Каждая колонна соединена каменной аркой с колонной напротив, по другую сторону лужайки, а между арками видно ночное небо.

Я оборачиваюсь, смотря наверх.

Неужели это место – забытый и разрушенный собор, медленно дичающий под напором природы?

Или здесь изначально был сад, одомашненный во что-то одновременно дикое и священное?

Как бы там ни было, Сад – место, где мирское и божественное протягивают друг другу руки, как Адам и его Создатель на потолке Сикстинской капеллы, расписанной Микеланджело. Рай сходит на землю в определенный час, в определенном месте.

Теперь я замечаю освещенные факелами дорожки из гравия, бегущие дальше в дикий Сад. Дорожки словно ведут в нефы и залы, уставленные скамейками, похожие на церковные скамьи, еще помнящие, что они отесанные бревна.

Желание создавать живую красоту снова переполняет меня. Выращивать, возделывать, поливать и удобрять, подрезать и собирать урожай. Радоваться участию в дышащем, рукотворном чуде.

Пальцами аккуратно прослеживаю путь плюща на колонне, все еще любуясь роскошной архитектурой и кустами, подстриженными в форме усеченных пирамид, как вдруг под локоть меня подхватывает Агата Кристи с бокалом шампанского в руках и улыбается, будто только я могу ее понять.

Глава 14

Земля и сама сменой сезонов рассказывает нам добрую правдивую сказку. Эта древняя, несокрушимая история весны, лета, осени и зимы вплетена в бесчисленное количество других рассказов.

Это архетип, повторяющийся мотив, до сей поры не потерявший ни крупицы своей силы и значения.

Кристин Пурифой, «Садовник»