Пробраться через Луцк было нетрудно. Андрийко знал, что польское рыцарство, не сумевшее уберечь собственный лагерь, не ставит стражу на тропах и реке. И дозорными они были плохими, не то что мужики. И всё-таки идти прямо через стан он не мог, прятаться в прибрежном камыше или лозняках тоже не приходилось: и то и другое вырубала челядь на крыши шалашей или для корма коней и на прутья для мостов-плотов. В первые дни осады можно было пройти вдоль вражеского лагеря с целым войском, теперь же Андрийке пришлось прокрадываться вдоль самого берега или брести по воде.
Спустившись по верёвке на ту самую тропу, откуда вчера прибыли гости из Подолии, он через минуту очутился у самой воды под крутым берегом Стыря. Лишь едва уловимый шелест да тихое журчание говорили с том, что он стоит над взбухшей от дождей рекой. В обычное время Стырь не шумел и не торопился. Стены замка и противоположный берег утопали во мраке. Где-то тут, подумал Андрийко, у берега чёлн, на котором приплыли гости. Как на беду, темень стояла такая, что ходить у самой воды было опасно. Потому, не помышляя больше о лодке, он торопливо зашагал вдоль берега. С левой стороны то и дело чернели кусты лозы и заросли ольшаника, потом их не стало, но привыкшие к темноте глаза уже различали линию, отделяющую реку от крутого берега. Идти по кромке берега было трудно, вода покрыла пологую часть берега, и юноша сосредоточивал всё своё внимание, чтобы сохранить равновесие. Вдруг он оступился, замахал в воздухе руками, как утопающий, и всем телом откинулся назад. Андрийко шёл медленно, почему а и шлёпнулся в грязь тут же, а не угодил в преграждавшую ему путь чёрную канаву. «Что же это такое?» — подумал он и тут же сообразил, что как раз в этом месте вливается в реку подземный сток замкового рва.
«Беда! Как его перейти? Ведь в канаве грязи по колено, а то и выше… Как можно было, пустившись в путь, не взять с собой вёсла или палки… Конечно, с ними неудобно, как рогатому оленю в чаще… Что ж! Сапоги высокие, воды в канаве почти нет, надо прыгать!» Он встал, отступил на несколько шагов, разогнался… раз… два… три… прыгнул, зацепившись за что-то твёрдое, шлёпнулся всем телом в грязь. Шапка слетела с головы, а руки по локти погрузились в жирный ил. Боже! Что такое? Опершись на одну руку, он вытащил из грязи другую, протянул её к этому твёрдому предмету и нащупал нос лодки, которую прибывшие в замок гости спрятали в канаве. Андрийко чуть не вскрикнул от радости.
Выкарабкавшись из болота, он одним махом сдвинул лодку к реке. И когда почувствовал, что она легла на воду, вскочил в неё и уселся, весь запыхавшийся, на корме. Завязший в иле нос поднялся, и лодку тотчас подхватило течение.
Не обнаружив ни весла, ни шеста, юноша вскоре понял, что решение сесть в лодку оказалось не самым удачным. Течение крутило её, как щепку, поворачивало то кормой, то носом, а время от времени лодка становилась поперёк течения и начинала отплясывать по бурным волнам бешеный гопак. Налетев на первую же мель или колоду, она неминуемо должна была перевернуться или зачерпнуть веды и пойти ко дну, и горе тогда Андрийке.
Течение понесло его на середину реки, левый берег скрылся во тьме, но самым скверным было то, что скорость всё увеличивалась. Воздух всё сильнее бил в лицо, и Андрийко понял, что ему грозит гибель, а в лучшем случае — задержка. Вытащив нож, он принялся выламывать среднюю, самую длинную скамью. После некоторых усилий в руках юноши оказалась доска, которой можно было управлять лодкой. Как только она стала по течению, качка прекратилась, но скорость увеличилась. Стрелой мчался Андрийка сквозь мрак, радуясь, что под его покровом проплывёт мимо вражеского стана без всяких помех. Дорога в Степань казалась уже открытой, и в воображении юноши стал складываться ход предстоящей беседы со Свидригайлом.
Час за часом он плыл всё дальше и дальше. Незадолго до рассвета выглянул месяц, и хотя он прятался то и дело за тучи, всё же туман поредел и можно было различить стоявшие, точно призраки, прибрежные леса. С востока потянул свежий утренний ветерок. Он постепенно крепчал, и под его дуновением туман заклубился. Мокрый и усталый юноша почувствовал холод и голод. Когда лодка вошла в более спокойное течение, он поднял руку за сумкой, но, к превеликому своему удивлению, ничего, кроме обрывка полотна за спиной, не нащупал.
Сумка, видимо, оборвалась, когда он прыгал через канаву, и упала в воду. Андрийко с тревогой подумал, что ему придётся высадиться из лодки и искать себе пропитание в каком-нибудь селе, и то не приречном, поскольку все они были либо разграблены и сожжены шляхтой, либо покинуты жителями, а далеко в лесу.