— Вот и славненько, вот и чудненько! — обрадовался отставной поручик и достал из буфета большой графин с некой темной жидкостью. — Моя половина хорошо наливки ставит. Вот мы сейчас и попробуем по маленькой.
Мякишкин разлил по рюмкам наливку и первым же выпил ее, осушив всю до самого дна.
— А хороша, — крякнул он, оправляя седые артиллерийские усы, сразу же слипшиеся от сладкой наливки, большим и указательным пальцами.
— Да, удивительно хороша, — заметил Ломакин, произведя на отставного поручика самое благоприятное впечатление.
— А вот мы тогда по второй! — тут же воскликнул Мякишкин, вновь наполняя рюмки наливкою.
Товарищи снова выпили, дабы не обижать старинного друга отца Безбородко, да и наливка оказалась весьма приятною на вкус.
— Ну, судари мои, с чем пожаловали? — спросил Мякишкин, окидывая гостей уже не тем настороженным взглядом, каким он встретил их в прихожей, а более ласковым и добрым.
— Да мы все по поводу свадьбы вашей дочери и графа, — как можно беспечнее сказал художник, в очередной раз толкая ногой все порывавшегося заговорить Ивана. — Лизавета-то ваша единственная дочь, не так ли? — неожиданно задал он вопрос отставному поручику.
— А как же! — воскликнул Мякишкин. — Единственная, кровинушка моя!
— Тогда тем более странно, — как бы в задумчивости произнес Ломакин. — Мне, ежели по правде сказать, совершенно непонятно ваше решение. Как же так возможно единственную дочь отдавать, когда за графом такие странности значатся? Не понимаю я вас, ей-богу, не понимаю. — Родион сокрушенно покачал головою, всем своим видом показывая страшную озабоченность и растерянность.
— Да что же такое, не томите же? — вскричал крайне удивленный и заинтригованный Мякишкин. — Что такого из странностей за Григорием Александровичем числится?
— А то, что он уже бывал женат ранее, вы знаете? — вставил Иван.
— Да, разумеется, — ответил отставной поручик.
— И знаете, что не один, а два раза? И что все его жены были молодыми и здоровыми? И потом, после свадьбы, они умерли, не прожив в счастливом браке и трех лет? — забросал вопросами ошеломленного Мякишкина Ломакин. Он уже более не изображал нарочитой беспечности и был крайне встревожен. — Драчевский всех своих жен изводил, это доподлинно известный факт. Ну, возможно, одна бы сама по себе скончалась, такое бывает. Но уж потом вторая жена при таких же самых обстоятельствах тоже умерла. И вы отдаете такому человеку свою единственную дочь, ваше счастье и утешение?
Тревога Ломакина передалась Мякишкину, который нервно затеребил старенький сюртук, не зная, что и сказать.
— Что же вы молчите? — нетерпеливо спросил его Иван. — Вам решать, будет ли Лизонька жива или же выйдет за графа. Говорите же, говорите! — лихорадочно воскликнул он.
— А чего тут говорить! — твердым голосом сказал Мякишкин и решительно встал. — Едем к графу. Надо эту свадьбу отменять!
Он внезапно порывистым движением разлил по рюмкам остатки наливки и залпом выпил.
— Поехали!
Товарищи радостно переглянулись, внутренне поздравив себя с победой. Однако решительное настроение покинуло отставного поручика, едва он вышел вместе с молодыми людьми из теплой квартиры на улицу, где уже надвигались ранние сумерки и начинала гулять злая февральская метель. Пройдя до перекрестка, где сходились пять проспектов и улиц, словно лучи удивительной звезды, Мякишкин внезапно остановился и обратился к Ломакину:
— А может, оно того, как-нибудь обойдется, а? Уж больно жених для нашей Лизоньки хорош.
— Да вы что? Это же верная ее погибель! — вскричал подскочивший к отставному поручику Иван. — Граф-то ведь вампир!
— Господи, опять ты, Ванюша, за свое, — мелко перекрестился Мякишкин. — Нет, судари мои, Господь не выдаст — свинья не съест. Не стоит свадебку-то покамест разрушать. Григорий Александрович, может, и был ранее женат. И даже не раз, это уж такое дело. Однако Лизе с ним будет хорошо. Как-нибудь обойдется, — повторил он, старательно отводя глаза от пытливых и разочарованных взоров молодых людей. — А я вот лучше зайду в заведение, — неожиданно объявил Мякишкин и, коротко попрощавшись с Ломакиным и Безбородко, нырнул в стоявший прямо напротив низок, грязный кабак в подвале.
Товарищи только руками развели.
Глава одиннадцатая