Сумерки Баригора

Шаманы не останавливались, и еще несколько жертв отдали свои жизни и души Атору. Даже защитная молитва, которую продолжали петь священники в тылу нападавших, не могла остановить темную порчу, напитанную отобранной жизнью. Защитники дворца начали теснить атакующих, прижимая их к стенам окружающих площадь домов.

Тогда Седрик приказал своим некромантам перестать поддерживать армию мертвецов и передать свою энергию ему.

– Никогда не пытайтесь повторить то, что вы сейчас увидите, – тихо предостерег герцог, поднимая посох в воздух.

Мертвецы, еще секунду назад всеми возможными способами атаковавшие северян, вдруг попадали на землю, становясь тем, чем были раньше – безжизненными трупами. Но от каждого из них к посоху Седрика потянулась тонкая ниточка изумрудного свечения, видимая даже тем, кто не обладал Зрением. Воздух вокруг некроманта завибрировал, наполняясь энергией, центром которой был сияющий в навершии посоха изумруд.

– Смерть за моей спиной, – прорычал Седрик с усилием, будто он пытался поднять нечто невероятно тяжелое, а не просто стоял на месте, – Смерть перед лицом моим. Смерть во мне. Я – это Смерть. Смерть – это я.

Как это уже было несколько недель назад, во время его спора с Карлом, тень Седрика вдруг начала расти, приобретая очертания фигуры в капюшоне. Окружающие Седрика некроманты смотрели на своего лидера широко раскрытыми глазами, понимая значение увиденного, но продолжили передавать графу Ардейну свою энергию.

Седрик сжал зубы и нахмурил брови, с трудом сдерживая сконцентрированную в нем энергию смерти. Его глаза не просто светились, они сияли изумрудным светом не меньше, чем его посох. Кости его черепа будто бы проступили сквозь и без того тонкую кожу, создавая пугающую, леденящую душу картину. Регин, не отрываясь следивший за происходящим, ахнул и закрыл рот рукой, пораженный увиденным.

Наконец, когда напряжение достигло своего пика, а шаманы на площади потащили в центр своего возвышения сразу пятерых жертв, от посоха Седрика отделилась едва заметная звездочка изумрудного света. Но в этой звездочке была заключена вся мощь собранной некромантом энергии.

Седрик резким движением рук направил посох вперед, и звездочка устремилась вдаль, пролетев над головами сражающихся солдат и танцующих в экстазе шаманов. Изумрудное свечение пролетело сквозь королевский двор и врезалось в идол, водруженный посреди него.

Все звуки вдруг пропали, и время как будто стало течь медленнее. Все, от солдат с обеих сторон до изможденных жертв, приведенных на заклание, подняли головы, не понимая, что происходит.

А затем последовал взрыв, полный магии, тьмы и энергии. Огромный, сочащийся мраком идол Атора взорвался изнутри, разлетевшись на мириады крошечных частиц. Волна энергии выбила стекла во дворце и сбила с ног шаманов и первые ряды их союзников. Грохот стоял такой, что сражение на несколько минут прекратилось, пока оглушенные бойцы с обеих сторон приходили в себя.

С громким звоном раскололся изумруд в навершие посоха Седрика, а сам некромант, тяжело дыша, упал на одно колено. Его тень снова вернулась в норму, и на лице больше не проступал череп. Граф Ардейн, еще секунду назад пышущий могуществом и энергией, казавшийся гигантом на фоне простых смертных, съежился до своего обычного размера или даже стал меньше, полностью истощенный сотворенным чудом.

– Как вы это сделали? – прошептал Регин, приходя в себя. Его глаза расширились, и он смотрел на некроманта со смесью ужаса и благоговения, почти как при их первой встрече, когда Седрик спас его жизнь.

– Идол… – Седрик едва мог говорить, его язык путался, и невооруженным взглядом было видно, что некромант балансирует на грани потери создания, – тоже… дерево…

Его глаза закатились, и он мешком осел на руки подхватившей его Виктории.

– Он жив? – спросил Регин дрожащим голосом.

Виктория быстро кивнула, рукавом платья стирая выступивший на лбу учителя пот. Она сама, как и другие некроманты, выглядела не сильно лучше, чем Седрик, но все же еще могла держаться на ногах.

Реймонд и Регин оставили их на попечение медиков, а сами переключили внимание на происходящее на площади.

Там творилось нечто невероятное. Шаманы, у которых из ушей текла кровь, в ужасе упали на колени, глядя на пустое место, где только что стоял их идол. Они кричали и стенали на своем языке, выдергивая себе волосы и царапая лица. Их жертвы, хоть и тоже контуженные, пользуясь моментом, всеми силами пытались уползти прочь от своих мучителей. Дальше на площади некоторые северяне складывали оружие или даже сами вспарывали себе животы, пораженные падением своего идола. Но большинство продолжало сражаться.