Сумерки Баригора

Плачет Ливиния горько,
Слезы льет градом:
Брат ее Андерс отравлен
Злобною хвори ядом.

Нет от болезни лекарства,

Нет от нее спасенья.
Мужи ученые бьются
В поисках исцеления.

Слаб король Андерс,

Немощь удаль забрала.
Плачет Ливиния горько
У его одеяла.

«Не плачь, сестра, —

Молвит Андерс, —
Алор мою душу примет,
Огонь заберет мое тело,
И пепел мой вскоре остынет.

Наш дядя наденет корону,

Народ поведет за собою.
А ты позабудешь скоро
Разлуку нашу с тобою».

«Наш дядя не может тягаться

С тобой в королевской стати,
Со смертью твоею начнутся
Размолвки среди знати.

Я чувствую, Андерс, что смерть

Твоя Баригор погубит.
И если Алор не поможет,
Не знаю, что с нами будет».

И в храме Алора Ливиния

Часами поет молитвы,
Ее подобного рвения
Не видели эти стены.

И вот во тьме полуночной

Вдруг храм озарился светом.
К Ливинии приклоненной
Алор снизошел с ответом.

«Принцесса, сильна твоя вера,

Но просьба бесстыжа.
За жизнь этого человека
Отдать что готова, скажи же?»

«Мой брат – король Баригора,

Дыханье его ценнее
Всего того, что имею, —
Так молвит Ливиния, —

За Андерса наши люди

На жертву готовы собою,
А значит, и я готова,
Коль будет это ценою».

«Я вижу, ты любишь брата

И землю свою родную.
Молитву твою я слышу,
Но жертву возьму дорогую».

Наутро проснулся Андерс

Здоровым и силы полным.
А тело сестры его в храме
Монахи нашли холодным.

Баригор, Лориц, 5 сентября 3595 года

Вид на Лориц открывался издалека. Когда карета преодолела последний холм на подступах к столице, Квентин высунулся из окна, чтобы получше рассмотреть окрестности крупнейшего города Баригора. Лориц окружали роскошные аккуратные поля, на которых уже вовсю шла жатва. С вершины холма было видно десятки ровных разноцветных квадратов и маленькие фигурки людей, быков и лошадей, занятых на сборе урожая. После лесов Аурверна, через которые пролегала бо́льшая часть пути из Брасса, от простора захватывало дух.

Вдалеке на берегу небольшой реки раскинулся величественный Лориц. Даже с такого расстояния можно было разглядеть украшенные флагами королевства башни, оставшиеся от когда-то неприступной столичной крепости. Скромные, сливающиеся в серую массу жилища крестьян простирались вдоль реки на несколько километров, постепенно уступая место фабричным трубам и высоким каменным домам мещан. А где-то за ними, в глубине города, от глаз скрывался дворец, а вместе с ним и Королевская военная академия, кадетом которой через несколько дней предстояло стать и герцогу фон Аурверну.

Карета быстро преодолела отделявшее их от столицы расстояние, но встала в очередь из торговых фургонов и телег с собранным урожаем в преддверии города. Парантский тракт, как всегда, был загружен, и Восточная застава, расположившаяся прямо перед мостом через реку Лориц, не справлялась с потоком желающих проехать в столицу.

Закашлявшись от дорожной пыли, поднятой десятками лошадей, быков и пеших путешественников, Квентин сел на обитое бархатом сиденье кареты. Ему хотелось выскочить наружу и со всех ног побежать в столицу, но в ушах его строго и осуждающе звучал голос матери: «Что подумают люди?» Герцог фон Аурверн, будущий правитель провинции Аурверн, не мог позволить себе бегать по городу, как какой-то крестьянский ребенок. Не в силах сидеть без дела, Квентин принялся ковырять уже начавший слегка пузыриться от времени лак на внутренней стороне двери кареты. Его мысли были далеко. Каково это, быть кадетом Королевской академии? Найдет ли он там друзей? Будут ли родители гордиться им? Кусочек лака откололся и больно вонзился Квентину в мягкую кожу под ногтем. Квентин зашипел и затряс рукой.

– Всё в порядке, молодой господин? – озабоченно спросил кучер, постучав по крыше кареты.