Сумерки Бога, или Кухонные астронавты

Время подходило к обеду; июльское солнце беспощадно лупило сквозь сизое жаркое марево. Окна были распахнуты в недвижную духоту. Все застыло в оцепенении раскаленного полудня, и только на площадке детского сада звенели голоса ребятишек. Я сидел, по обыкновению, в кухне и читал, когда раздался звонок в дверь.

– Простите, что без предупреждения, – извинилась Оксана. – У меня офис тут неподалеку, на Парнасе; выдалось свободное время, думаю, хорошо бы заехать, посмотреть, как вы. Можно?..

– Конечно, прошу вас. Вот тапочки, пожалуйста, если хотите.

– Нет, спасибо, я так. Руки где можно помыть?

Оксана поставила на тумбу в прихожей большую летнюю сумку и сбросила лимонно-желтые туфли. У нее были большие красивые ступни с красноватыми полукружьями там, где их стискивали туфли, и темный лак на ногтях. Она ступала мягко, как крупная кошка; быстро осмотрелась, заглянула в открытые двери комнат, прошла в ванную; зашумела вода; я ждал на кухне, мыкаясь у подоконника.

– Что это вы, чай пьете? – спросила Оксана и, чуть потянувшись, провела влажными ладонями по коротко стриженым волосам. – В такую-то жару?

– Мне нравится, – пожал я плечами. – Привычка.

– Ну что ж, тогда и я не откажусь, за компанию.

Я поставил на огонь чайник. Мы перебросились еще парой-тройкой незначащих фраз: как и что, хорошо, а у вас, тоже неплохо, где и как, да все так же.

– Чай очень вкусный у вас.

– Вот еще трубочки со сгущенкой остались, угощайтесь.

– Кстати про трубочки: хотела сказать, что их Егору нельзя. Там глютен, а у него аллергия.

– Хорошо, буду знать.

В окно влетела крупная муха, с жужжанием поносилась по кухне, несколько раз звучно стукнулась о стекло и вылетела обратно. На улице женский тоскливый голос звал ребятишек с прогулки.

– И, если уж мы заговорили про Егора…

Оксана отставила в сторону чашку и принялась вертеть на пальце кольцо с прозрачным камнем. Я не помогал.

– В общем, я про ваши с ним разговоры, – наконец решительно сказала она. – Не могли бы вы, так сказать, воздержаться?..

Я удивленно приподнял брови. Оксана вздохнула и посмотрела мне в глаза.

– Послушайте, я совершенно не против, что сын проводит у вас время, даже наоборот. Ему интересно, вы хорошо рассказываете…про разное, но вот что касается последней беседы на тему войны, власти, цитат Толстого…

– Помилуйте, но я же абсолютно ничего нового не раскрыл! Это все совершенно общеизвестные, я бы даже сказал, тривиальные истины. Если вас смущает именно Толстой, то я на его слова ссылался только лишь потому, что он первым пришел в голову, но практически то же самое можно найти, например, у Платона, помните? «Первой задачей тирана будет постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе. А если он заподозрит кого-нибудь в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю». Или у Эразма Роттердамского…

– Нет, это вы помилуйте! – резко сказала Оксана и осеклась. – Извините, я не хотела грубить, но…просто поймите: для Егора вы стали кем-то вроде авторитета. Не знаю, как так вышло, но это факт. Все, что вы говорите, он воспринимает очень живо, иногда даже чересчур живо; позавчера он от вас явился едва ли не революционером-анархистом…

– Но я же не призывал к революции…

– Да еще бы, Господи!..

– … и ни к чему подобному просто потому, что это не является способом решения социокультурных проблем.

– Ну вот это вы знаете, а Егор – подросток, и как все подростки – максималист. Хорошо еще, что сейчас лето, а то бы он уже в школу понес эти новые знания про власть и про психопатов, и тогда бы без неприятностей точно не обошлось. Потому что для вас это тривиальные истины, а для кого-то другого – материал для статьи. И я сейчас не про прессу.

У Оксаны были глаза цвета небесного льда, и взгляд сильной женщины, живущей по непростым правилам.

Я ее понял.

– Ну, я же совершенно не имел в виду нашу власть, – медленно начал я. – Это все справедливо по отношению к другим, заграничным властям: вот там у них и насилие, и разжигание войн, и манипулирование общественным сознанием. Наша же власть свободна от таких, да и вовсе от всяких упреков, у нас ничему подобному даже и быть невозможно! И с генеалогией общественного устройства так же: у них там, быть может – нет, точно! – головорезы с бандитами и ковбоями в ее основе, а у нас – верховенство закона и народного волеизъявления.

– Как вы правы. Так и отвечайте всегда, если спросят.

– То же и про военных.

– Про них вот особенно, да.

– Общеизвестно, что это армии недружественных нам стран состоят из одних преступников, корыстных наёмников и психопатов, которые только и делают, что кого-нибудь оккупируют; не зря же и исследование на эту тему проводилось зарубежом. А у нас – ни исследований, ни психопатов, только противостоящие им наши ребята, которые освобождают оккупированное, вместе с доблестью проявляя безупречную нравственность в полном соответствии с уставом и распоряжениями руководства.

– Знаете, я очень признательна вам за понимание.

– Обращайтесь.

Мы помолчали.