Откуда-то из глубин моей здешней семидесятилетней памяти взялась история про генерала в отставке, вдруг оказавшегося на ночном поезде в одном купе с еще не старой и не лишенной привлекательности женщиной. Ему ничего такого и не хотелось, напротив – хотелось покоя и спать, но необходимость подтверждения собственной мужественности была сильнее и желания, и здравого смысла, и он, собравшись с силами, принялся за стариковские намеки на интимное продолжение поверхностного знакомства. Перспектива успеха при этом пугала больше, чем неудача. Разумеется, последовал ожидаемый отказ. Генерал вздохнул с облегчением, выпил свои 50 грамм, закусив по привычке лимоном, почитал перед сном газетку и уснул сном младенца.
Оксана смеялась.
– Но как с сексуальной агрессией согласуются семейные ценности? Это ведь один из ключевых элементов традиционной культуры?
– Не согласуются никак, если принять, что основа семьи – любовь. Но в патриархально-военной культуре нет места любви, и семья в ее парадигме мыслится, как социальный долг, обязательная общественная нагрузка, которая чем тяжелей, тем почетней, такая же, как служба в армии или соблюдение ритуалов религиозного культа. Навязываемая традиционалистами многодетность тоже имеет истоки в аграрной культуре. Никакой любви к детям в этом нет, один практический смысл: во-первых, чем больше рожать – тем больше выживет; во-вторых, тем больше будет работников в поле и кормильцев в старости, для чего с самого рождения отец-патриарх лупцует сыновей почем зря, чтобы вбить в них на уровне рефлекса безусловное повиновение его воле, а иначе, того и гляди, выгонят за порог, будто собаку. Государство тоже одобряет идею активного размножения – ему нужны налогоплательщики и пехотинцы; пехотинцы – особенно, поэтому бытовая культура активно поддерживает значимость рождения именно сыновей. «Сын родился!» – восклицает ликующий отец, и все его поздравляют; про дочерей так не кричат на всю улицу, и хорошо еще, если не впадают в скорбь: дочь уйдет из дома, не будет вместе с отцом пахать делянку, не пойдет кормить вшей в окопах ради интересов правящих классов, поэтому идеальная семейная формула – «четыре сыночка и лапочка дочка», чтобы и у матери, так уж и быть, тоже появилась помощница и сама мать раньше времени не сыграла бы в гроб. Религия подводит под изнуряющее многолетнее деторождение мировоззренческую основу, указывая на «многочадие» как на путь ко спасению: сиди на земле, паши днем и ночью, рожай как можно больше и воспитывай в послушании – как мало в этом от Богом данной свободы человека, творца и созидателя!