Сумерки богов

– Этот жирдяй был твоим ярлом, да? – спросила Диса и крепко схватила своё сломанное копьё. – Ты злишься, что его убила женщина? Хорстен, да? Но я не просто убила твоего тупого ярла, Хорстен. – Диса отошла назад и начала описывать круг. – Нар! Я зарезала этот мешок с салом, как молочного поросёнка, Хорстен! Забрала его кольчугу, – продолжала Диса. – И его меч с этими проклятыми писаниями! Но его тело? Ха! Его мы оставили гнить несколько часов, а потом скормили демону, которого наслали на твоего повелителя, этого белокожего ублюдка!

Лицо Хорстена побагровело от ярости. Взревев, как раненый лев, он прыгнул на Дису; его топор просвистел и полетел в пустоту, когда она отскочила в сторону, и ударился о сломанный пень каменно-твердого частокола. Прежде чем он успел прийти в себя, Диса ударила его высоко, в горло, вонзив широкое лезвие копья со всей ненавистью и яростью. Хорстен издал булькающий крик, падая на щебень; Диса повалила его на землю. Она рубила его по шее снова и снова, пока голова дана не отлетела. Она наклонилась. Её пальцы запутались в бороде мертвеца.

Выпрямившись, она бросила отрубленную голову к ногам Конрада.

– Я Дочь Ворона, – громко сказала она. – Носительница руны Дагаз, несущая День, избранная норнами. Я жрица Человека в плаще, бессмертного вестника Спутанного Бога. Моей матерью была Дагрун-воительница, скьяльдмер, дева щита Храфнхауга на земле Вороньих гётов, и это мой дом!

– О, птичка, – сказал лорд Скары, поднимая взгляд от изуродованной головы Хорстена. – Не надо было этого делать. Теперь у меня нет выбора. Убить её!

И внезапно, когда шесть оставшихся данов наступили на девушку, земля у ворот раскрылась. Дисе показалось, что это огромный медведь – кровожадный и жаждущий крови, – когда рука-лопата Бродира опустила Конрада на колени.

– Один! – взревел берсерк.

Из всех событий своей долгой жизни Гримнир с кристальной ясностью вспомнил одно – разрушение стен Бадона на реке Эйвон в стране англичан около двухсот лет назад. Лорд того несчастного места украл его маленькую певицу псалмов Этайн; чтобы вернуть её, Гримнир заставил древнего Пастуха Холмов, последнего из древней расы ландветтиров, потрясти кости Имира. Хоть он и не мог вспомнить имя лорда Бадона, он всё ещё до мельчайших деталей видел падение его башен и ворот, огненный шторм, вызванный облаками каменной пыли, реками обжигающей воды и удушающими клубами серы; то было массовое уничтожение, более жестокое и бессмысленное, чем любые его предыдущие поступки. И всё это было его планом.

Но каким бы жестоким и благоговейным ни было то зрелище, по сравнению с этим оно было словно звон бисера в жестяном ведре. Это уже не дух земли, сотрясающий кости Имира, чтобы вызвать дрожь в земле; нет, на этот раз рука бога схватила хвост Змея Мидгарда, хитрого Ёрмунганда, и встряхнула его с такой яростью, что кожа мира лопнула и отслоилась. Гримнир видел, как Гаутхейм исчез, как земля рассыпалась под его ногами. Резные балки, черные, древние и почти такие же твёрдые, как камень, раскололись, как стопка сухих веток. Гримнир услышал крики изнутри, когда стены дома развалились на части; дальше шли фундамент и камни очага, упавшие с края полуострова в бурлящие воды Скервика.

Когда грохот стих и земля снова застыла, Гримнир увидел новый горизонт за пределами того места, где стоял Гаутхейм, – сквозь прыгающее пламя, окутанное дымом и пылью, он увидел косу земли, на которой более семисот лет не было ни солнца, ни луны: мыс, когда-то называвшийся Аранесом. Теперь он разрушен течениями и приливами – остров-курган, где останки Радболга Кьялландисона смешались с костями проклятого дракона, Злостного Врага.

Место мести…

Гримнир не остановился, чтобы поискать среди обломков Дису или Ульфрун. Проклятая гейсом старая карга сама найдёт дорогу. В этом он не сомневался. Он не предложил помощи десяткам раненых Вороньих гётов, которых встретил по пути, хотя они умоляли его с окровавленными и сломанными руками. У него не было времени. Сначала ему нужно добраться до кургана, осмотреть окрестности и понять, что последует за этим.

Он вскарабкался на осыпающийся край склона и глянул вниз. Оттуда можно было разглядеть окончательную судьбу Гаутхейма – как и тех, кто укрылся под его карнизом. Обломки дома и третьего уровня деревни образовали сухопутный мост, ведущий к острову-кургану. Гримнир шмыгнул носом и вытер его тыльной стороной ладони, глядя на поле разрушений.