Сумерки богов

– И вместо этого ты убила её. – В голосе Дисы появились опасные нотки. – Убила и придумала сказку, чтобы скрыть свое преступление. И теперь ты хочешь моего прощения?

Сигрун заморгала.

– Я… я з-защищала…

– Закрой свою пасть, – рявкнула Диса. Внезапно в её руке появился нож, выхваченный из-за пояса. Она использовала его у ворот; сбоку запеклась кровь, а лезвие было зазубренным и неровным.

– Где она? Где ты её похоронила, старая навозная карга?

Слезы текли по обожженным щекам Сигрун.

– Болото, – сказала она. – Его болото. Колгрима помогла мне…

Диса закричала; это был дикий звук, крик нечленораздельной ярости и безграничного горя. Она не стала раздумывать. Не пыталась быть логичной. Оскалив зубы в неприкрытой гримасе ненависти, она вонзила нож в цель. Он скользнул вверх по грудине Сигрун, добираясь до бьющегося сердца.

– Вот тебе мое прощение, нидинг! – прорычала девушка.

Ярость придала Дисе новую силу. Не обращая внимания на мольбы Беркано о помощи, Диса поднялась с трупа. Она оставила нож в сердце Сигрун и ушла из Гаутхейма. Никто не осмелился встать у неё на пути или утешить, настолько свирепым был убийственный взгляд её тёмных глаз.

Снаружи близился закат. Вокруг Храфнхауга горели костры, пока она спускалась на разрушенный первый уровень. Она перешагивала через мёртвых мужчин и женщин, обходила груды обломков, которые когда-то были домами ее соседей.

Девушка увидела Гримнира, сидящего на корточках с подветренной стороны главных ворот. Как и задние, они подверглись сильным ударам. Тараны искорежили и сломали доски, но железная конструкция выдержала. Всё было тихо, но она слышала, как трижды проклятые крестоносцы готовятся к новой атаке.

И ей было плевать. Она не думала о том, что мир подошёл к концу, что её друзья и любимые умирали в хаосе крови и ужаса. Ей было всё равно, если прозвучит Гьяллархорн и огни Рагнарёка спустятся, чтобы поглотить землю. Важны были лишь ответы.

Гримнир увидел, как она приближалась. Его ноздри раздулись, а рука с чёрными ногтями сильнее сжала рукоять ножа.

– Птичка, – сказал он, сплёвывая на землю сгусток закопчённой мокроты.

– Ты знал? – закричала она. Все вокруг остановились. Ульфрун отвлеклась от перевязки руки Бродира; огромный берсерк мягко её отстранил. – Ты знал? Ты знал, что она сделала? Ты знал, что случилось с Дагрун?

Гримнир никак не отреагировал на такую ярость. Он цокнул языком и ответил:

– Этой карге надо научиться держать сраный язык за зубами.

– Так ты знал? Лживый ублюдок!

Гримнир вскочил на ноги.

– Думаешь, это я виноват? Фо! Иди разбирайся с Сигрун, мерзавка!

– Уже, – рявкнула Диса, наклоняясь вперёд. – И я вырезала её чёрное сердце своим ножом!

Гримнир покачнулся на пятках, на его окровавленном лице появилась сардоническая полуулыбка.

– Вот как! И что, хочешь и со мной такое проделать? Я тебе не старуха на смертном одре, птичка.

Кулаки Дисы сжались, но она не сделала ни малейшего движения, чтобы вытащить свой нож. Её ярость, казалось, утихла, сменившись осознанием предательства. В уголках её тёмных глаз появились слёзы.

– Почему ты мне не сказал? Ты знал, но ничего не сказал.

Гримнир медленно опустился на корточки. Его густая и чёрная кровь вытекала из дюжины ран.

– А что с этого мне? – ответил он. – А главное: что с этого тебе? Что бы ты сделала, птичка? Отправилась за старой каргой? Нар! Ты бы оказалась вместе со своей матерью в болоте. Ты была хрупким железом, девочка. Совсем не такой сталью, как сегодня.

Диса села. Она чувствовала себя пустой, использованной. Ульфрун направилась к девушке, но Гримнир отмахнулся от неё. Вместо этого он полез в карман туники и достал полоску вяленого мяса. Он откусил кусок, а остальное передал Дисе. Девушка взяла мясо и стала машинально жевать.

– Я хвасталась мастерством матери, – сказала она, теперь уже тихим голосом. – Я гордилась ею. Тем, что она погибла, сражаясь с норвежцами. Она была Дагрун-воительницей, а я была её дочерью… Но кем она была? Кем она была на самом деле? Мой отец… он знал?

Гримнир пожал плечами.

– Кто она была? – шмыгнула носом Диса.

Но ей ответил Бьорн Хвит. Его голос был глубоким и уставшим.

– Она была Дагрун-воительницей, девочка, – сказал он. – Я помню, как в твоём возрасте она сражалась с нами, чтобы отбить шведов у Рога. Они пытались переправиться через Хведрунг и забрать часть наших земель. И она пошла, хоть Сигрун ей и запретила. Она завоевала себе имя в том бою, клянусь Имиром! Сломала копьё шведского ярла краем своего щита, а потом его выпотрошила. Она первой ввязывалась в любую драку и последней из неё выходила. И ты совсем как она.

– Она была в Скагерраке, – добавил Бьорн Сварти. – Клянусь, я видел её на левом фланге с Дочерьми Ворона. Помнишь? Они пробились к норвежцам, и она была в авангарде. Я думал, что там она и пала.

– Значит, она правда было девой щита, – сказала Диса.

– Может, Сигрун и врала тебе о смерти матери, дитя, – вставила Ульфрун, – но эти братья щита расскажут тебе правду о её жизни. Похоже, такой матерью стоит гордиться. Ты…