– А ещё то, что ночью они не молились и не пели хреновы псалмы, – добавил Гримнир. – Они возводили мост. Или, скорее, подняли его. Побери Хель этот проклятый туман! Я сказал, бейте тревогу!
И когда низкое весеннее солнце взошло над восточным краем мира, крестоносцы начали наступление…
Пока крестоносцы проходили по опасно скрипящему мосту, им ничто не помешало. На мгновение Гримнир думал сам вывести
– Пусть забирают, – сказала она. – Нам всё равно пришло время разобраться с этим сбродом.
Гримнир согласился. Вместо этого он приказал закрыть ворота и запереть их на засов. Диса и смешанный отряд из братьев-волков и Вороньих гётов будут защищать заднюю дверь.
– Они придут туда, птичка, – сказал ей Гримнир. – Будут мстить за того несчастного дана, которого ты там убила.
– Пусть идут, – рявкнула она.
Сам Гримнир, Ульфрун и её одетые в кожаные сбруи
Гримнир не стал зачитывать речь, когда воины расходились по позициям. Он просто посмотрел каждому мужчине и женщине в глаза и прорычал:
– Убейте этих блудных псов до того, как они убьют вас, и, возможно, доживёте до захода солнца! Но если вам суждено умереть, тогда заберите с собой столько несчастных, сколько сможете! Вперёд!
Когда защитники разомкнули ряды и направились к своим постам, Диса жестом отозвала Гримнира в сторону.
– А как же пророчество?
– А что оно? – сузил он глаза.
– Когда поднимется курган… какая у меня роль?
– А мне-то почём знать?
Диса нахмурилась.
– Я День, что уступает Ночи…
Гримнир резко её оборвал.
– Кто знает, что значат эти висы, – сказал он. – Сомневаюсь, что этот одноглазый идиот, который первым зачитал их, понимал, о чём болтает! Меня волнует лишь змей в этом кургане и его хренова голова. Остальное? Бред сумасшедшего, только и всего.
– Так что мне делать?
На это Гримнир пожал плечами и зашагал прочь, но потом бросил через плечо:
– Оставайся в живых и отвлекай этих проклятых певцов, пока я не закончу.
К тому времени, как он добрался до главных ворот, туман достаточно рассеялся, чтобы раскрыть численность врага. Острый взгляд Гримнира выхватил данов, норвежцев и шведов, которых объединял чёрный крест, пришитый спереди к их плащам, или же в качестве боевых штандартов; они все пересекли мост, образовав сомкнутые ряды в ожидании приказа брать ворота.
Гримнир не видел среди них альбиноса, лорда Скары.
– Этот рыжеволосый ублюдок? – сказала Ульфрун, присоединяясь к Гримниру, когда он осматривал лица врагов. Гримнир нашёл человека, о котором она говорила, – высокого скандинава с заплетённой в косичку бородой, командующего войсками с боевым копьём, будто он подражал Всеотцу. – Это он убил Форне.
Гримнир сплюнул с парапета.
– Значит, это Торвальд.
– Да, – Ульфрун посмотрела направо. – Херрод…
Торвальд был в своей стихии. Война была у него в крови; сын вождя Тронделагов, ещё ребёнком он вступил в отряд
– Гордость – это грех, – предупредил его отец Никулас, пока он хвастал силами, перечисляя свои бесконечные заслуги. – А гордость за убийства и грабёж – вдвойне. Будь осторожен, друг Торвальд.
Но Торвальд Рыжий не был осторожным. Он был отчаянным хвастуном, который мог подкрепить слова железными кулаками и гранитной челюстью. И если его враги обижались, им была уготована встреча с Хрендом, его гадюкой.
Сквозь шум Торвальд услышал своё имя. Кто-то прокричал это с вражеских стен.
Улыбка озарила его мрачное лицо, когда он узнал голос волчьей суки.
– Торвальд Рыжий!
Он вышел из рядов своих норвежцев и поднял Хренд высоко.
– Я здесь, сука Севера! – прорычал он, и вокруг него все засмеялись. – У нас есть неразрешённая клятва! Разве ты не поклялась своими языческими богами, что убьешь меня?
– Так и есть, – услышал он ответ Ульфрун.
Норвежец рассмеялся.
– Тогда выходи из-за своих стен! Я прямо зде…
Голова Торвальда Рыжего резко откинулась назад. Его тело напряглось, и на глазах у его людей вождь-гигант опрокинулся назад и всем телом рухнул на землю.
Из его глазницы торчала арбалетная стрела.
На вершине стены Ульфрун выпрямилась и отдала арбалет, Скадмад, Херроду. Краем глаза она заметила, как Гримнир пристально смотрит на неё; на другом конце поля внезапно зашумели норвежцы, стоявшие в тесном строю, – они жаждали мести.
Ульфрун пожала плечами.
– А что? Я не говорила,
– Ну, зато они засуетились, – сказал Гримнир. – Сейчас пойдут.