– Я пойду, – внезапно сказала Диса. Гаутхейм, как толстое покрывало, накрыла тишина. Сигрун прищурилась, Хредель презрительно фыркнул. Но Гримнир… Гримнир потёр навершие своего ножа, размышляя и просчитывая. Он знал, что движет девушкой – и это было что-то большее, чем привязанность к Флоки. Она, как и он, не знала битв. – Ты сам сказал, что пора воспользоваться тем, чему ты меня научил. Пошли меня за Флоки и остальными.
Хредель не смог сдержаться. Ярл рассмеялся и потряс головой.
– Ты? Наверняка ты сама его на это и уговорила.
– Он взрослый человек, даже если ты того не видишь! – рявкнула Диса. – Ему не нужны мои советы.
– Сварти, – сказал Хредель, поворачиваясь к мрачному гёту. – Я буду тебе благодарен, если ты выберешь хороших ребят и вернёшь мне сына.
Лицо Бьорна Сварти ничего не выражало, когда он повернулся от Хределя к брату, Бьорну Хвиту, а потом к Человеку в плаще.
– Ты разрешаешь?
– А ты быстро соображаешь, – хмыкнул Гримнир.
– Тебе нужно его разрешение? – зашипел Хредель. – Я тебе не ярл, пёс?
Гримнир поднялся на ноги; он нависал над собравшимися, его тень увеличивалась из-за развевающегося плаща и резных рогов. Его глаз сверкнул из глубин волчьей маски, когда он резко вынул свой нож.
–
Хредель заморгал, шмыгнул носом и опустил глаза под ноги, его руки дрожали.
– Так я и думал, помойная крыса! – Гримнир свирепо осмотрел присягнувших ярлу, а потом всю толпу жителей деревни, наблюдавших за этим зрелищем. – Кто-нибудь из вас смеет оспаривать мое право сидеть на этом месте? Вперёд, свора! Подойдите ко мне или держите языки за своими гнилыми зубами!
На мгновение показалось, что Хрут вот-вот шагнёт вперёд, но его остановила рука сородича. Аск покачал головой.
Успокоившись, Гримнир сел, а потом кивнул Дисе.
– Иди за ним, птичка, – сказал он. – Я встречу этого Флоки и решу, достоин ли он носить мантию отца.
13
Диса покинула Храфнхауг в холоде ещё перед рассветом.
Прошлая ночь была не самой радостной. Под крышей Гаутхейма не пели песен, пьяные гёты не сочиняли небылиц, никто не предлагал помериться силами или умом. А те, кто пили, делали это в гробовой тишине и задумчивости.
Хредель ушёл, не в силах выносить позора. Некоторые из воинов остались ему верны и последовали за ним – Аск и Хрут в том числе. Дочери остались в зале угождать Человеку в плаще, хоть и обходили Дису стороной. Гримнир сидел на кресле и наблюдал за всеми. Только Беркано – мягкая, глупая Беркано – посмела подойти к нему. Её сестра Лауфея стояла чуть позади, пока Беркано садилась ему в ноги и предлагала рог медовухи с травами. Гримнир понюхал, кивнул и слегка приподнял маску. Он осушил рог за три глотка, причмокнул и отдал рог обратно.
– Да, – сказал он, – вы, гёты Выдры, умеете варить медовуху!
– Ты знал наш народ? – спросила Беркано, оглядываясь на сестру.
Гримнир откинулся на спинку стула, переводя взгляд с Беркано на хмурую Лауфею.
– Я охотился на норвежцев, которые выжгли вашу деревню, – сказал он, а затем приподнял пояс и немного повернул скальпы. Он выбрал один и показал на него сёстрам – с него всё ещё свисала рыжевато-золотая шевелюра и куски усохшей кожи. – Это их вождь, чернозубый хвастун, Орм Топор, так он себя называл.
– Я помню его, – задрожала Беркано…
Гримнир снял скальп с пояса и протянулего Беркано. Она нерешительно подняла руку. Гримнир передал ей череп. Беркано сжала шевелюру и погладила её, как зверушку.
– Он до сих пор мне снится… то, что он сделал. – Беркано закрыла глаза и заплакала. Лауфея хотела было подойти, но Гримнир остановил её жестом руки.
Он нагнулся к Беркано и заговорил грубым шёпотом, который Диса уловила с трудом.