Сумерки человечества

Справа от меня, сразу за углом обветшалой двухэтажки вырос небольшой свинарник, построенный из кусков шифера. Несколько толстых и невероятно грязных свинок наслаждались жизнью, по самое рыло валяясь в грязи, а рядом несколько человек измученного вида лопатами эту грязь перебирали. Один из них, устало опершийся на лопату, попытался отдышаться, как рядом непонятно откуда возник надсмотрщик, толстый и небритый мужик наглого вида, с силой ударив по спине милицейской дубинкой, заорав, чтобы работал, а не отдыхал. Я поспешно отвел взгляд, чтобы не смотреть, как его избивают.

Охрана привела меня на небольшую площадку, выровненную ровным слоем земли, которую по краям еще расчищали граблями рабы. По сторонам ее закрывали старые дома, в которых уже успели заложить все окна, а нижний этаж переделали, пробив дополнительные входы и выходы, отгородив их отдельными стенками, сложенными из кирпича. От деревьев, росших ранее вдоль стенок, остались только небольшие пеньки, едва выступающие над землей. Еще несколько групп рабов складывали из мешков по краям зданий баррикады или пулеметные точки. Две машины с землей стояли по обе стороны площадки, и кто-то насыпал мешки, а остальные их складывали в толстые стенки. По центру, утрамбовывая землю подошвами, с суровым видом по кругу носились около полусотни молодых юнцов, наверняка из тех же гопников, что встали под знамена республики, когда она здесь впервые появилась, под руководством мрачного вида мужика в форменном камуфляже без знаков различия, но невероятно командного и самодовольного вида, время от времени покрикивавшего на бегавших. Ни один из окриков не обходился без матерных слов и оскорблений, но подчиненные даже не думали огрызаться, только ускоряясь в ответ на замечания.

Увидев меня, командир развернулся на каблуках и расплылся в широкой улыбке. Я сразу понял, что именно он меня и вызывал.

Глава 16. Ломка правил.

Мы стояли, внимательно разглядывая друг друга. Я, и так побитый в прямом и переносном смысле слова, пытался вложить в собственную осанку как можно больше достоинства и гордости, офицер Республики даже не двигался, так же сверля меня взглядом. Его внимательный взгляд скользил по мне, казалось, подмечая каждую деталь. Все свои внутренние умозаключения насчет меня офицер выразил одним единственным «хм», произнесенным в полный голос и с явным намерением на то, чтобы я это услышал.

Выглядел он так, словно всю свою жизнь провел где-то на передовой под ураганным огнем противника. Узколобое лицо с совершенно квадратной челюстью и несколько раз сломанным носом, покрытое давно не бритой щетиной, с небольшим шрамом на левой щеке, яркой розовой полоской проступавшей на небритой щеке, но самыми жуткими у него были глаза, черные и узкие, почти без ресниц, а главное, холодные и злые, абсолютно спокойные, принимающие весь мир таким, каким он есть, даже с удовольствием, считающие, что так будет лучше всего.

Форма была как у того же офицера, какой встречал нас у Торга, только гораздо лучше сделанная и точно подогнанная, без единой складки. Разгрузник на груди был весь забит патронами и снаряжением, а на правой стороне груди была аккуратно вышита эмблема Республики. На боку висел черный противогаз, с висящим вниз шлангом от респиратора. Чуть позади него болтался шнур от пистолета, пристегнутый к кобуре, чтобы не потерять, если нет времени вставлять оружие обратно.

Теперь он молча стоял и ждал, пока я к нему обращусь и с каждой минутой моего молчания постепенно краснел все больше и больше, одновременно пытаясь проделать во мне дырку взглядом. Я же не собирался начинать первым, во-первых, из-за гордости и нежелания выказывать свое подчиненное положение, а во-вторых, я просто не знал, как к нему обратиться, начинать же с обыденного «здравствуйте» не собирался, как и, в принципе, желать ему здоровья. Гораздо интереснее было бы посмотреть на его смерть. Может, сказано и жестоко, но к людям, пользующимся общей бедой ради собственного блага или удовольствия, по-другому просто нельзя,

Первым не выдержал все же он. Офицер, побагровев до состояния свеклы, неожиданно рявкнул на меня во весь голос, так, что даже бегавшие за его спиной новобранцы остановились, прислушиваясь к разговору. Офицер орал на меня словно ради собственного удовольствия, выкатывая глаза и брызгая слюной, но ни разу не повторяясь в ругательствах, отчего я заключил, что именно в этом у него большой опыт, связанный с долгими тренировками тех же новобранцев.

– Как стоишь передо мной, ничтожество! – брызгая слюной на меня, – Кто ты вообще такой? Думаешь, раз повесили тебя на мою шею, то круче всех?! Урод, позор своей матери! Встал смирно!

Я вытянулся в струнку, стараясь не обращать внимания на то, что в спине несколько раз хрустнули косточки, возможно, поврежденные во время побоев. И все же на лице не отразилось ничего из того, что я почувствовал. Выдавив самое суровое выражение лица, на которое только способен, рассчитывая, что так понравлюсь этой свекле с погонами гораздо больше, чем в первые минуты.