Сумерки человечества

Его добродушный тон мне нравился не больше, чем грубые окрики и приказания. Хотя я не мог не признать, что какая-то логика в его словах есть, но тащить своего друга за ноги, разбивая в кровь голову и лицо, не мог себе позволить. Упрямо стиснув зубы, снова я снова начал подниматься на ноги, держа Андрея за руки. И снова упал, когда мне снова дали ногой под коленку. Достав из кобуры пистолет, полковник встал рядом со мной и ткнул стволом в основание черепа.

– Еще раз сделаешь не по указанию, – мягко, почти по отчески сказал он мне, – выстрелю тебе прямо сюда, так, что ты еще успеешь понять, что умираешь. Знаешь, на лице тогда застывает выражение такого ужаса, какой и повторить не получается. Их прямо так и хоронят, все такие морды крючат, хоть смейся. А пока…

Выстрел обжег руку, а пуля, просвистев совсем рядом с локтем, попала в ладонь и, срикошетив, начисто срезала мизинец. Взвыв от боли, я прижал раненную руку к груди, поднимаясь с пола, скребя ботинками по цементу. Усмехнувшись, он только ткнул меня ботинком и сказал, чтобы снова тащил тело.

Больше терять пальцы было нельзя и я, морщась от боли и отвращения к самому себе, проливая на пол тонкую струйку крови из остатка отстреленного пальца, обошел тело и взял его за ноги, стараясь тащить как можно аккуратнее, о все равно оставляя на полу протяжный и широкий кровяной след из раны на голове. Иногда оборачиваясь, чтобы убедиться, что следую за полковником, я медленно тащил тело, ругая самого себя последними словами и одновременно жалуясь на жестокий мир, который никак не хочет выстраиваться так, как надо, только ломает людей все сильнее и все быстрее.

Коридор, ведущий в сторону, неожиданно закончился небольшой комнатой, на полу которой зачем-то были выставлены поручни примерно в метр высотой, от пола до перил закрытые мелкоячеистой решеткой, сквозь которую было сложно что-либо рассмотреть. И воняло оттуда как из выгребной ямы, хотя нет, гораздо хуже. Только один раз я чувствовал что-то похожее, около общей могилы на границе военного анклава. Получается, не только у них есть братские могилы.

Полковник безмятежно облокотился на перила и закурил сигарету, дожидаясь, пока я подойду ближе. В центре комнаты было отверстие примерно два на два метра, откуда и шло зловоние, настолько сильное, что казалось почти осязаемым, поднимался даже тонкий зеленоватый дымок, почти сразу же рассеивавшийся в свете одинокой лампочки, врезанной в стену под самым потолком. Когда я прислонился к поручню, чувствуя, как в левой руке постепенно разгорается пожар, распространяясь от остатков пальца по всей ладони и дальше, по нервам к самому мозгу, и там прожигая очередное отверстие. Пальцы на перилах заскользили от жира, и я тут же отдернул руку, боясь получить заражение.

Заметив мое напряжение и явно ощущение не своей тарелки, полковник ухмыльнулся и бросил вниз сигарету, явно наблюдая за моей реакцией. Еще не совсем понимая, что именно мне ждать, глянул вниз, в темноту, успев проследить за красноватым огоньком падающей зажженной сигареты. И тотчас отпрянул, когда оттуда, из глубины, донесся животный рев, голодный и злой. Там, внизу, было что-то живое и очень опасное, вечно голодное и неспособное утолить собственное чувство голода. Сигарета, брошенная вниз, раздразнила это «что-то», невидимое в темноте, и вот сейчас оно металось в собственной, клетке, бросаясь на стены и хрустя костями прежних жертв, пытаясь добраться до тех, кто был наверху, но каждый раз соскальзывая со стен, только оставляя глубокие борозды в кирпичах.

– Бросай, – вяло сказал полковник, перегнувшись через перила и плюнув вниз, – нечего там рассматривать, все равно не углядишь, в шахте почти сто метров. Один Бог знает, зачем только ее здесь вырыли. Раньше и лестница вниз была, да мы ее сняли.

– Туда? – поразился я, оглядываясь на тело.

– А куда же еще, – пожал он плечами, – не хоронить же его. А так раз и готово. Там уже так, наверное, отъелись, что уже и на людей совсем не похожи. Раньше все шумели. Рвали, значит, друг друга, с голодухи, а теперь перестали. Один только остался. Все хочется посмотреть, на что похож стал, на таких харчах, да только спускаться туда никто не рискует.

– Я не буду его туда кидать, – тихо сказал я, отступая от поручней.

– Будешь, – так же спокойно сказал полковник, – иначе сам туда отправишься, могу тебе гарантировать. Кроме того, в пределах охраняемой территории никто тебе кладбище делать не позволит, а за ее пределами все равно зомби отроют, а здесь все же какой никакой, а ритуал. Так что давай, работай.

Наклонившись к телу Андрея я, как можно незаметнее расстегнул у него воротник и сорвал цепочку с крестиком с шеи, оставив себе как напоминание о своем поступке.