Сумерки человечества

Я посмотрел на него тяжелым взглядом, взвешивая оружие в руке и беря его в боевое положение. На какую-то долю секунду у этого человека мелькнул в глазах страх. И он, и я отлично понимали, что в таком положении успею поднять ствол и выстрелить прежде, чем офицер успеет хотя бы вскрикнуть. Палач, конечно, наверняка после этого меня пристрелит, но полковника от дырки в голове это точно не избавит. Останавливала меня только полная безрезультативность такой выходки. От такого, бесспорно, героического поступка, ни мне, ни кому-либо другому ни выгоды, ни спасения не было, просто освобожу важную должность для нового кандидата.

Тяжело вздохнув, я повернулся к Андрею и вытянул руку с пистолетом, направив в сторону своего друга. Он, быстро задышав, прижался к стене, почти молящее глядя мне в лицо, пытаясь вцепиться в грязный пол пальцами, но лишь бессильно скреб ногтями по грязному и сухому цементу.

– Миш, ты что это? – бормотал он почти без перерыва, никак не в состоянии поверить в такое предательство, – Неужели ты станешь? Миш, да за чем же, неужели перед ними пресмыкаться… Как же так…

– Прошу тебя… – я попытался что-то сказать, но в горле ком встал, слова нельзя было произнести. Глотка стала такой узкой, что даже дышать стало тяжело. Перед глазами только и стоял ствол пистолета, перед мушкой прицела которого, никак не способного встать ровно, шаталась голова Андрея, а может быть, ствол дергался, потому что я не мог руку держать прямо. Как представлю, что спускаю курок, так сразу только еще хуже становится. А его неразборчивое бормотание и пристальный взгляд офицера-республиканца только сильнее давили на душу, не давая возможности принять окончательное решение.

– Давай стреляй, – рявкнул полковник, толкнув меня раскрытой ладонью в спину, – Пока мне не надоело. Так что давай решайся.

– Миша, – почти взмолился Андрей, – ведь ты же не можешь так поступить. Не может мой друг предать. Ведь, что ты сам мне рассказывал, как можно все изменить, стоит только по-другому на мир посмотреть, по совести, а не по наживе. Михаил!

Этого я уже выдержать не мог. Внутри что-то сломалось, и я понял, что не смогу выстрелить. Опустив оружие, я хотел уже повернуться к полковнику, сказать, что отказываюсь от этого, пусть делает со мной все, что захочет. А вместо этого мне в затылок уперлось дуло другого пистолета, холодное и твердое. Замерев, я даже не пытался шевелиться, не давая повода выстрелить, только медленно начал поднимать руки вверх.

– Это ты брось, – рявкнул полковник, – ты здесь уже не пленник, от тебя другое требуется. И ты сам знаешь, чего от тебя требуют.

Я опустил руки и взял пистолет поудобнее. Ствол оружия от затылка не убирали, только прижали к голове еще крепче. Было даже отчетливо слышно, как щелкнул снятый предохранитель, когда полковник решил подтвердить свои слова аргументом более весомым. Вот именно в такие моменты понимаешь, как сильно любишь жизнь. Со всеми ее мелочами и важными фактами, каждую секунду каждого дня. Как нравиться дышать, наслаждаясь вместе с каждым глотком воздуха любыми ароматами, которые нос способен уловить. Все эти звуки, запахи и ощущения, настолько постоянные спутники повседневной жизни, что к ним привыкаешь и даже не обращаешь на них внимания, считая их такой же обыденностью, как и все прочее. И как не хотелось от этого уходить, как не хотелось прощаться со всем этим, ставшим неожиданно важным и значимым.

Я почувствовал, как слезы закапали из глаз. Медленно, по одной слезинке, капая на щеку и скатываясь вниз, оставляя влажный и холодный след, почти сразу застывавший на прохладном воздухе и чуть стягивающий кожу.

– Считаю до трех, – тихо, сквозь зубы, процедил полковник, чуть толкнув меня стволом, – После этого я выстрелю сначала в тебя, а потом, можешь не сомневаться, застрелю твоего друга. И умрет он в любом случае, как, в прочем, и ты, если настолько глуп и не можешь увидеть той милости, что тебе оказали.

– Жизнь покупаешь, – сказал Андрей, неожиданно обмякнув и расслабившись,

– И тебя они заставляют. Ну, тогда стреляй. Живи, ты этого достоин.

– Не говори так, прошу, – прохрипел я, ощущая, как меня начинает тошнить от напряжения, – нельзя так говорить…

– Один, – почти прорычал полковник, чуть сдвинув ствол оружия и уткнув его мне в шею.

Рядом палач, не очень уверенный в своем решении, достал из кобуры на поясе свой пистолет, марки ТТ, и тоже направил в мою сторону оружие.

– Миша, – попросил Андрей, – выстрели, он от тебя все равно не отстанет. А тебе жить надо. От меня они все равно уже только кожу да кости оставили. Умеют, гады.