Сумерки человечества

Меня схватили грязными руками за голову и со всей силы ударили затылком о край кровати. В глазах сразу помутнело, а мысли спутались. Остатками сознания я сообразил, что в драку влезли друзья напавшего на меня, но сообразить, что делать дальше, мыслей уже просто не хватало. Хватило только на то, чтобы схватиться за нового противника, пытаясь отодрать его руки от себя, но именно в этот момент Сухой настолько пришел в сея, чтобы ударить мне ногой в живот. Пресс напрячь я успел, но помогло это несильно, удар был силы пушечного снаряда, разом выбив из легких весь воздух. Раскрыв рот в попытке толком вздохнуть, я даже не сразу почувствовал, как меня снова ударили головой об кровать. Еще пара таких ударов и мой череп точно не выдержит. Больше интуитивно, чем логически рассуждая, я подогнул сразу обе ноги, прижимая их к животу. Поразительно, но и в таком состоянии меня удержали на весу, хотя шея сразу заболела от нагрузки.

– Груша, мать твою, – довольно воскликнул Сухой и с силой ударил меня по согнутым ногам.

Шея неприятно скрипнула при этом, и моей последней мыслью было, что сейчас ее сломают. Раньше, чем это случилось, державший меня каратель потерял опору и свалился вниз. Точнее, он выпустил мою голову, не в состоянии ее удержать, но я и так держался за его руки, и потянул за собой вниз. Он, наверное, сидел на корточках на кровати, что было достаточно непрочно, а удар Сухого и вовсе лишил его опоры. Я приземлился на свою койку, сильно ударившись копчиком, но вот зек пролетел мимо меня и приземлился точно на Сухого, даже не понявшего, что произошло.

Собраваяся вокруг нас толпа одобрительно засвистела, оценив эту случайность как хитрый ход, но меня больше занимало то, что Сухой уже начал выбираться из-под своего приятеля, лежавшего без движения. Он пинался, лягался, бил кулаками, даже не заботясь о своем товарище и его здоровье. Единственное, что ему было нужно – снова встать на ноги. Я тоже это понял, а так же то, что если он поднимется, то снова кинется на меня. Каков порог его выносливости, я не имел ни малейшего представления, а вот мой уже близился к концу.

Я не успел восстановиться толком после пыток и несколько пропущенных ударов снова растормошили старую боль. К тому же голова гудела как пустой котел, особенно сильно ноя в районе затылка. Забыв о старой поговорке, в которой лежачих не бьют, я вскочил, собрав все остатки сил, и с силой ударил его ногой в лицо, разбив скулу. Он заорал как бешенный, но я снова ударил, теперь уже в шею, целясь в кадык. Рев прервался, сменившись мокрым кашлем, когда он пытался восстановить дыхание, но я снова ударил туда же, почти раздавив ему быстро дергающийся кадык. Окружавшие меня бывшие зеки и гопники одобрительно выкрикивали и подбадривали меня, подталкивая нанести смертельный удар. Я даже занес ногу, но неожиданно даже для себя задумался, что именно я хочу сделать. Этот человек за свою жизнь сделал уже слишком много даже для смертной казни, давно отмененной даже больше не из-за следования принципам гуманизма, а потому, что сами ее боялись. И будет даже лучше для многих, если сейчас его убью. Только не хотелось мне радовать стоявших вокруг, как воронье сбежавшихся на запах крови. Они радовались тому, что один из них сейчас умирает, и даже не интересовались, за что и почему, просто радовались виду чужой смерти. Не в силах ударить, даже понимая, что, возможно, приобрету уважение этих людей, ценивших людей только за жестокость, я опустил ногу. Сухой, так и не отдышавшийся от предыдущих ударов, посмотрел на меня странным взглядом, в котором ненависть и страх очень быстро вытеснялись удивлением.

И в тот же миг я получил обеими ногами в живот. Выскочил еще один из дружков Сухого, схватившись за край верхней койки и, качнувшись, ударил меня, слишком занятого своими мыслями, чтобы заметить удар. Не удержавшись, я упал на свою койку, приложившись позвоночником к чугунному краю и взвыв от боли. Нападавший же, перепрыгнув через своего приятеля, все еще пытавшегося подняться с пола и держащегося за горло, схватил меня за воротник и успел несколько раз сильно ударить в лицо. Потом я успел закрыться руками, и тогда получил сильный удар кулаком уже чуть ниже ребер. Почки, и так почти отбитые умелыми ударами палачей, взорвались болью, от которой я чуть не потерял сознание. Он мне еще что-то говорил между ударами, но слова разбирать уже не получалось. Только и оставалось, что пытаться согнуться и защитить наиболее уязвимые части тела. Обрадованный зек бил по мне без перерыва, даже особенно не целясь, тоже отлично понимая, что ответить ему я уже не способен.