Отряд состоял из тридцати пяти человек, во всяком случае, именно столько собрались через несколько минут у двери, ведущей наружу. С этой, внутренней, стороны на ней не было ни ручки, ни даже замочной скважины, только сплошной лист железа, с двумя скобами, как раз подходящими для дверной ручки. Видно, что населению казармы власти Республики не доверяли, предпочитая использовать только как запугивающую силу. Я даже подозревал, что с ними со всеми будет, когда надобность в кровожадных и необузданных отрядах, наводящих на противника страх одним только своим видом, отпадет. Скорее всего, от этих людей просто избавятся, устроив им Варфоломеевскую ночь в миниатюре. Оглянувшись еще раз на весь этот бедлам, творящийся вокруг, я даже пожалел, что не смогу этого увидеть. Только такого они и заслуживают. Даже страшно подумать, сколько они уже успели совершить. В горле встал горький ком, застрявший где-то посередине, мешавший дышать. В голову как раз полезли мысли о кратких замечаниях Сухого насчет прошлых трофеев, от которых в голове стало только еще тяжелее.
– Слышь, малой, тебя как звать-то? – ко мне обратился один из толпившихся около двери карателей, здоровый мужик, на даже выше меня, накачанный, с толстыми мускулами, покрытыми татуировками, абсолютно лысый, но с небольшой и густой бородкой чернильного цвета. С таким даже драться не стоило, ему достаточно щелкнуть меня по лбу, чтобы вырубить, особенно в моем нынешнем состоянии. И, тем не менее, я все же попытался встать поудобнее, чтобы хотя бы первые удары были не такими сильными, вызвав у зека улыбку.
– Ты чего думаешь, всем с тобой подраться охота? – спросил он с откровенной иронией, для большей выразительности сложив руки на груди. Меня почему-то сразу взяла такая тоска, что захотелось сесть и заплакать, слишком много всего свалилось разом, не могу больше уже выносить всего этого, лишь бы закончилось. Сжав зубы, я сжал кулаки крепче, не мог сдаваться. Выжить, а остальное… Остальное можно пройти и другими путями, пусть даже и не прямыми.
– Нет, прямо как зверек, честное слово, – ухмыльнулся бородач, – вот так теперь и буду тебя звать. А меня Пнем кличут, – и протянул для пожатия руку, – можешь меня не бояться, с Сухим у меня дел никаких нет, это ваши личные дела, хотя ты неплохо дерешься, мало кто сможет вот так же, против всех.
Я смотрел на него, расслабив руки, еще не зная, можно ли верить всему сказанному или это просто наживка, которую мне в очередной раз подбрасывают. Кто их знает, на что способны, но доверять им не собирался, лишь только в самом крайнем случае, когда просто не останется другого выхода.
Пень, как он сам себя назвал, все еще стоял с вытянутой рукой, но уже очень быстро мрачнея. Естественно, ему не нравилось, что такой дружелюбный жест оставляют без ответа. Пока он еще не отказался, я быстро стал осмыслять и такой вариант. Сухой, получается, в том же отряде, куда и меня определили, вместе со своими дружками, значит, еще к нескольким людям мне не стоит поворачиваться спиной. Остальные члены отряда мне совершенно не знакомы, значит, в лучшем случае, останутся сторонними наблюдателями, а в худшем, присоединятся к Сухому в нашем споре, в какую бы форму он не вылился. Иметь в отряде хотя бы пару знакомых, даже не друзей, будет уже неплохо. А если откажусь, то лишь приобрету еще одного врага. Подумав так, я все же пожал протянутую мне руку, ожидая чего угодно, даже силового приема «через плечо», который может начаться с такого вполне безобидного рукопожатия. К моей радости, Пень лишь сильно сжал ладонь, расплывшись в широкой улыбке. Наверное, он понимал мои страхи, сам-то видя, какая все же это глупость, имеющая, впрочем, достаточно реальные основания.
– Видишь, – сказал он, отпуская мою руку, – ничего страшного не случилось. Все в порядке, никто тебя убивать не собирается, здесь есть и нормальные люди.