Блестящій Клемансо, человѣкъ большой силы и содержательности былъ виновенъ — или былъ символиченъ для виновности военнаго времени, доведенія войны «до конца»; позиція мирныхъ переговоровъ вытекала отсюда уже съ неотвратимой необходимостью, ибо то былъ выводъ не логическій или психологическій, а въ жизненныхъ фактахъ закрѣпленный. Вильсонъ, лично тусклый и ограниченный, проводилъ съ упорствомъ военныя аббераціи военнаго времени, съ самаго начала выработанныя для толпъ, а не для руководителей, а къ тому времени и лишенныя какого либо живого соотношенія съ дѣйствительностью. Паденіе Клемансо было справедливымъ судомъ надъ воплощенной въ немъ политикой, паденіе Вильсона было кромѣ того и справедливымъ осужденіемъ человѣка. Но въ обоихъ случаяхъ сказалось то, что при многихъ слабостяхъ демократіи остается ей обычно присущимъ — не неблагодарность проявилась здѣсь, нелегкая подвижность массъ, свергающихъ надоѣвшихь любимцевъ и отворачивающихся отъ нихъ для новыхъ увлеченій, — здѣсь проявилось чутье имманентной цѣлесообразности, не разсудочное сопоставленіе дѣяній и ихъ послѣдствій, осязаніе никчемности провозглашенныхъ выходовъ. Побѣдителей не судятъ и до заключенія мира ихъ и не судили, ибо они были побѣдителями — въ преодолѣніи врага; но ихъ осудили послѣ заключенія мира, ибо въ преодолѣніи трудностей строительства они оказались побѣжденными.