Сумерки империи

— Ну и натерпелся я страху, когда его отвязывал, — сообщил пехотинец. — Как же он на меня взглянул…

Только алжирский стрелок промолчал. Он, как заведенный, бил с размаху ножом, и с каждым ударом кровь брызгала ему прямо в лицо. Наконец один из ударов достиг цели. Несчастное животное накренилось и свалилось на бок. Конь был мертв, и у оголодавших солдат появилась возможность урвать несколько фунтов мяса.

Когда в Седане я увидел, как солдаты разворовывают повозки с продуктами и опустошают бочонки с водкой, мне сразу вспомнилось, что при кораблекрушениях моряки на тонущих кораблях стараются напиться допьяна, чтобы забыть о неминуемой гибели. А что, если и мы на этом острове от голода станем совершенно невменяемыми?

Я пошел дальше по направлению к дому и увидел четырех солдат, явно направлявшихся туда же, куда и я. Солдаты торопились, и чтобы сократить путь, шагали по полю наперерез. Я ускорил шаг, тогда и они прибавили ходу. Встреча с соперниками не (улила ничего хорошего. За время марша от Шалона до Седана мне не раз приходилось общаться с крестьянами, и я точно знал, что от них ничего невозможно добиться, если с какой-нибудь просьбой к ним обращается группа солдат. Крестьяне охотно помогают солдату, когда он один, но, если о чем-то попросят сразу три или четыре солдата, то они ничего не смогут вытянуть из крестьян, даже за деньги. Сбившимся в группу солдатам крестьяне обязательно скажут, что у них все уже забрали и ничего не осталось. К сожалению, часто так оно и было на самом деле.

У оголодавших появилась возможность урвать несколько фунтов мяса

Мы сблизились, и солдаты окружили меня.

— Вы местный? — спросил у меня их вожак, шедший во главе этой шайки.

— Нет, я такой же солдат, как и вы.

— Вы что, приоделись, чтобы позавтракать в городе?

— Именно так.

— Может быть, подскажете, где вы собрались завтракать?

— Да где-нибудь здесь.

— Штука в том, что и мы собрались здесь позавтракать, и сдается мне, что вы тут лишний. Получается, что нас тут многовато.

— Вас точно слишком много, но я-то тут один.

— С вами нас пятеро, а без вас — только четверо.

— Ладно, — сказал один из них, — если найдется на четверых, то хватит и пятому. Не будем терять время на препирательства.

— Пока будем спорить, появится еще кто-нибудь.

К дому от дороги вела узкая тропинка. Едва мы ступили на нее, как из-за ограды появился крестьянин с охотничьим ружьем в руках и знаком приказал нам остановиться.

— Стоять!

Шедший впереди вожак и не подумал останавливаться. Крестьянин вскинул ружье.

— Куда вы идете?

— Хотим попросить в этом доме, чтобы нам продали хлеба.

— У меня нет хлеба.

— А бутылку вина?

— Нет у меня ни хлеба, ни вина. Ничего у меня нет, и я не потерплю здесь никаких солдат. Кто двинется — пристрелю. Никаких солдат, — повторил он, трясясь от злости.

Повстречавшиеся мне солдаты переглянулись. Нас было пятеро, а крестьянин — только один. Но тут из-за дома вышел еще один крестьянин, и он тоже держал в руках старое ружье.

Я шагнул вперед и сказал:

— Я не солдат.

Такой мой поступок нельзя назвать ни смелым, ни честным. Солдат обязан помогать своим товарищам, но голод, как известно, плохой советчик.

— Почему вы не пропускаете солдат? — спросил я.

— Потому что все нынешние солдаты дармоеды и воры. Сами смотрите, — и он показал рукой на небольшой сарай с разрушенной соломенной крышей и переломанными стропилами. — Они явились к нам, мы дали им хлеба, вина, всего, что у нас было, а в благодарность они вернулись и своровали наших кур и барашка, разломали двери и стулья, содрали солому с крыши, чтобы развести костер. Отныне, кто ступит на мой порог, тот на нем и останется.

Что я мог ему ответить? Только то, что после трехдневных боев солдаты оголодали и замерзли. Но причем тут куры, стулья, соломенная крыша?

— Это не французы. Они хуже пруссаков.

Я достал из кармана двадцатифранковую монету и показал ее крестьянину.

— Если дадите мне вязанку хвороста, тогда эта монета ваша.

— Целую вязанку?

— Я замерз. Те солдаты тоже замерзли и брали все самовольно. А я вам плачу.

— Вы нормальный человек. Идите за мной, но только вы один.