Сумерки в полдень

Они стояли у самого выхода, их толкали, и Грач предложил влиться в процессию, которая медленно двигалась по кругу, исшаркивая ногами паркет фойе. Они сделали круг вчетвером, перебрасываясь словами, а потом Елена, взяв Пегги под руку, опередила мужчин. Двигаясь рядом с Грачом, Антон старался не прикасаться к нему, хотя и посматривал украдкой: сосед излучал холодный блеск. У него блестели черные глаза, поблескивали черные, гладко причесанные волосы и тщательно выбритые, отливающие синевой щеки. Антон спросил, видел ли Виталий Савельевич «Дни Турбиных» в Москве.

— Нет, — односложно ответил Грач, продолжая смотреть вперед.

— А я видел несколько раз, — сказал Антон. — И каждый раз с другой актрисой в роли Елены.

Грач не отозвался.

— Смотрели, правда, с галерки, — продолжал Антон, угнетаемый молчанием соседа. — Дядя моего друга Тихона Зубова работал сторожем в музее МХАТа, и он пропускал нас — Тихона, Сашу Севрюгина, Ивана Капустина, Володю Пятова, меня — через музей на галерку.

Грач снова промолчал, будто ничего не слышал, и, лишь сделав полукруг, показал глазами на Пегги.

— Где вы откопали такую красавицу?

— Я ее не откапывал, — ответил Антон сухо. — Познакомился у Фила Беста, а потом встречался раза два-три совершенно случайно.

— И после двух-трех случайных встреч повели в театр?

В голосе Грача слышались недоверие, ирония, упрек.

— Она ни разу не была в настоящем театре, и мне хотелось сделать ей приятное, — пояснил Антон. — Тем более что она жаждала узнать хоть что-нибудь о нашей революции.

— И вы нашли, что «Белая гвардия» — самое подходящее?

Краем глаза Антон посмотрел на соседа и раздраженно подумал, что, не все праведники — иезуиты, но все иезуиты мнят себя праведниками. Постарался, однако, ответить спокойно:

— В Лондоне трудно найти что-нибудь подходящее.

«Праведник» окинул Антона осуждающим взглядом.

— Уж лучше ничего, чем это.

— Но она так хотела хоть раз побывать в настоящем театре…

— И вы привели ее сюда только потому, что она этого пожелала? — Ирония явно перевешивала недоверие; — И поведете в театр любую англичанку, которая захочет?

— Пегги не любая англичанка, — возразил Антон, уже не скрывая раздражения. — Я ей очень обязан.

— Чем?

— Она помогла мне скрыться от полиции и избежать ареста.

— Что-о-о? — почти выкрикнул Грач. Он остановился, повернувшись к Антону, и заставил остановиться идущих вслед, за ними. — Когда? Где?

Люди, остановленные ими, стали недовольно ворчать и обходить их, и Антон, чтобы не создавать затора, взял Грача под руку.

— Мы мешаем.

— Расскажите, что это за история, — потребовал Грач, едва передвигая ноги, словно не мог идти, пока не узнает всего.

Антон рассказал, когда и как это случилось, и чем больше рассказывал, тем холоднее и колючей становились черные глаза, смотревшие на него сбоку.

— И вы не сказали об этом Звонченкову? — спросил Грач, когда Антон кончил. — Сразу же не доложили Андрею Петровичу? И вообще скрыли все от полпредства?

Обидчиво и виновато Антон возразил, что он ничего не скрывал, а не сказал Звонченкову, советнику или кому-либо другому в полпредстве только потому, что не видел в этим ничего серьезного: попал в переделку случайно, улизнул от полиции удачно и вернулся вовремя.

— Как это у вас все великолепно получается! — издевательски воскликнул Грач. — Одно случайно, другое удачно, третье вовремя. Просто как в сказке. Только жизнь не сказка, и конец у таких историй редко бывает счастливым.

Елена и Пегги, обнаружив, что мужчины отстали, вернулись к ним, и Грач перестал отчитывать Антона. Он улыбнулся жене и подал ей руку: перерыв кончался, публика хлынула по покатому настилу в широко распахнутые двери партера. Елена, уходя с мужем, оглянулась через его плечо, послав Антону и его спутнице ободряющую улыбку.

— А она очень славная, — сказала Пегги, провожая взглядом Елену. — Славная, умная, образованная.

— Да, да, она славная, — рассеянно подтвердил Антон, думая о неприятном разговоре с Грачом. Он даже не подозревал, что, по несчастному стечению обстоятельств, совершил проступок — а может быть, преступление? — о котором следовало доложить не только Звонченкову, но и советнику. Не сделав этого, он совершил другой проступок — или тоже преступление? — и увеличил свою вину.

После спектакля Антон попросил Пегги подождать немного на своих местах: зачем спешить, ведь в гардеробной сутолока. На самом деле он не хотел еще раз встретиться с Грачом, с его черными холодными, укоризненными глазами.

У театра поймать такси было невозможно, и они пошли по оживленной улице. Затемнение, проводившееся с учебными целями почти всю последнюю неделю, было отменено, и улицы, залитые светом, казались необычно праздничными.