Сумерки в полдень

Ближайшая к Антону группка окружила Анну Лисицыну. Одетая в синий спортивный костюм, плотно облегавший ее бедра, беглая русская дворянка, пошедшая в услужение к нацистам, смотрела в окно и смеялась. Невысокий плотный мужчина с прямыми и светлыми, как свежая солома, волосами что-то говорил ей, ревниво скосив серые глаза на стоявшего рядом молодого человека. Антон узнал в нем Алека Дугдэйла — личного секретаря премьер-министра и временного начальника Хэмпсона. Центром второго кружка был длинноносый человек с хитрыми глазками и большими залысинами — вездесущий и неутомимый Гораций Вильсон. В третьей группе внимание Антона привлекли два пожилых человека, которые походили друг на друга не только одинаково серыми, в «елочку» спортивными пиджаками и бриджами, заправленными в толстые шерстяные чулки до колен, но и лицами — круглыми, красными, с дряблыми, отвисшими щеками.

— Извините нас, — сказал Антону хозяин, беря Лугова-Аргуса под локоть. — Мы с принцем зайдем к леди Астор.

Он оглянулся по сторонам, словно искал, кому бы передать гостя на попечение. Увидев бледного светловолосого молодого человека, в одиночестве тянувшего виски, он поманил его к себе.

— Займи гостя, — повелительно бросил ему хозяин и повел Лугова-Аргуса к дальней двери.

Молодой человек посмотрел на Антона пьяными глазами.

— Новичок?

— Простите? — произнес Антон, не поняв.

— Новичок? — повторил молодой человек. — В первый раз здесь?

— Да, в первый, — подтвердил Антон.

Молодой человек понимающе ухмыльнулся и посоветовал:

— Сделайте так, чтобы первый раз был и последним.

— Хорошо, постараюсь, — пообещал Антон, вызвав на бледном, худом лице собеседника улыбку одобрения. — Если вам здесь так не нравится, зачем же, позвольте спросить, сами-то ездите сюда?

Молодой человек вздохнул.

— Я не езжу сюда, я здесь живу.

— Простите, пожалуйста, — смущенно пробормотал Антон. — Вы молодой лорд Астор?

Собеседник рассмеялся.

— Я молодой Шоу.

— Шоу?

— Да, да, Шоу, — подтвердил собеседник и пояснил с язвительной усмешкой: — Ведь моя мамаша до того, как стать женой мистера Астора, была миссис Шоу. Мой отец — чудесный человек! — был тогда молод и беден, а мистер Астор далеко не молод, но богат, и моя матушка — она всегда отличалась гибким умом — сумела воспользоваться страстью, которую питают пожилые и толстые дельцы к молоденьким и стройненьким дамам.

Шоу говорил вполголоса, посмеиваясь, но его глаза, перебегавшие с одной группы на другую, оставались обиженными и злыми. Они стали жесткими и ненавидящими, когда в зал, сопровождаемая хозяином и Луговым-Аргусом, вошла маленькая, хрупкая женщина с привлекательным, но хищным лицом: у нее были пытливые круглые глаза, острый птичий нос и тонкие, слишком ярко накрашенные губы. Когда она сжимала их, маленький рот казался свежей, только что переставшей кровоточить раной.

— Хозяйка пожаловала, — сказал молодой Шоу и саркастически добавил: — Теперь мельница заработает.

— Какая мельница?

— Сейчас узнаете.

Хозяйка, в длинном платье, с высоким, закрывающим морщинистую шею воротником, двигалась плавно, привычно вскидывая руку, сгибая ее в кисти, и мужчины склонялись над ней, целуя. Она улыбалась, произносила несколько коротких фраз и переходила к другой группе. Она обошла Шоу и Антона, бросив на них неприязненный взгляд, и в ее острых глазах, как и в глазах сына, вспыхнула неутолимая ненависть. Она остановилась в середине зала.

— Джентльмены, — объявила она резким, хрипловатым голосом, — я хочу, чтобы вы помирились с моим давним другом — принцем Люгау. У нас были расхождения, но теперь, когда все осталось позади, мы можем простить друг другу и временную вражду, и крайности нападок.

Пожилые, похожие друг на друга толстяки в спортивных пиджаках и бриджах повернулись к ней — один с вежливой готовностью сделать все, что пожелает хозяйка, другой с сердитым недоумением. Сердитый взглянул на Лугова-Аргуса исподлобья, но тут же опустил глаза.

— Кто это? — шепотом спросил Антон соседа.

— Редактор «Таймса», второе «я» моего отчима, — ответил с ухмылкой Шоу. — Мыслитель и поставщик идей, а также мусорная корзина, куда бросают все, что неугодно моей мамаше.

Замысловатая резкость характеристики озадачила Антона: мыслитель и поставщик идей не мог быть одновременно и мусорной корзиной.

— У нас все может быть, — объявил сосед, по-прежнему кривя рот в иронической усмешке. — Он превозносит в газете все, что одобряют завсегдатаи Кливдена, и не пускает на ее страницы того, что не нравится им.

— Мы добились своего, джентльмены, — продолжала хозяйка. — Им, — она кивнула куда-то в сторону террасы, — не удалось поссорить нас с нашими немецкими друзьями. Не правда ли, мистер Троттер?

Плотный блондин, продолжавший нашептывать что-то Анне Лисицыной, поспешно повернулся к хозяйке и вытянулся.

— Так точно, ваше сиятельство, — отчеканил он с сильным немецким акцентом. — Мы никогда не были столь близкими друзьями, как теперь.