Сумерки вождей

Александра Михайловна ловким движением отрезала ему полумесяц и завернула в какой-то революционный плакат.

Ленин с пакетиком вошел в комнату, забитую людьми. По-хозяйски устроился за столом. Рядом расположился еще кто-то из руководителей партии. Места остальным не хватило. Стояли или усаживались прямо на пол.

— Ну, что же, если сделали глупость и взяли власть, — несколько иронически сказал Лев Борисович Каменев, — то надо составлять министерство.

— У кого хороший почерк? — Ленин настроился на деловой лад.

— Владимир Павлович Милютин − лучший из нас писарь.

Будущему наркому земледелия советской России очистили место за столом. Он вооружился карандашом и бумагой.

— Так как назовем наше правительство? — задал кто-то первый вопрос. — Министры-то хоть останутся?

Ленин рассуждал вслух:

— Только не министры! Гнусное, истрепанное название.

— Можно было бы комиссарами назвать, — предложил Лев Троцкий. — Но только теперь слишком много развелось комиссаров. Может быть, верховные комиссары? Нет, «верховные» звучит плохо. Нельзя ли «народные»? Народные комиссары.

— Что же, это, пожалуй, подойдет, — одобрил Ленин. — А правительство в целом?

— Правительство назвать Советом народных комиссаров, — предложил Каменев.

— Это превосходно! — образовался Ленин. — Ужасно пахнет революцией. Принято. Начнем с председателя.

Он увидел перед собой множество глаз. Одни смотрели на него с любопытством, другие — с волнением. Почему-то обратил внимание на сидевшего с края Сталина. Тот не сводил с него глаз, словно чего-то ожидая.

Ленин предложил:

— На пост председателя — Троцкого.

Сталин на минуту прикрыл глаза.

Лев Давидович запротестовал:

— Это неожиданно и неуместно.

Ленин настаивал на своем:

— Отчего же? Вы стояли во главе Петроградского Совета, который взял власть.

Троцкий не согласился:

— Этот пост должны занять вы как лидер победившей партии.

Владимир Ильич не стал возражать. Занесли в протокол. Ленин снова обратился к Льву Давидовичу:

— Тогда − вы нарком по внутренним делам, будете давить буржуазию и дворянство. Борьба с контрреволюцией важнее всего.

Троцкий отверг и это предложение. Объяснил откровенно:

− Будет гораздо лучше, если в первом революционном советском правительстве не будет ни одного еврея.

Ленин презирал антисемитов, поэтому он вспылил:

— Ерунда. Все это пустяки. У нас великая международная революция, какое значение могут иметь такие пустяки?

— Революция-то великая, — ответил Троцкий, — но и дураков осталось еще не мало.

— Да разве ж мы по дуракам равняемся?

— Равняться не равняемся, а маленькую скидку на глупость иной раз приходится делать: к чему нам на первых же порах лишнее осложнение? Я бы охотнее всего продолжил занятия журналистикой.

Тут уже против высказался секретарь ЦК партии Яков Свердлов:

— Это мы поручим Бухарину.

Практичный Свердлов сам же и нашел работу для Троцкого:

— Льва Давидовича нужно противопоставить Европе. Пусть берет иностранные дела.

— Какие у нас теперь будут иностранные дела? — недоуменно пожал плечами Ленин, как и все, ожидавший мировой революции, но, подумав, согласился.

Наркомом по внутренним делам назначили Алексея Ивановича Рыкова. Он вытащил и показал наган, который носил с собой. Кто-то недоуменно спросил:

— Зачем он тебе?

— Чтобы перед смертью хоть пяток этих мерзавцев пристрелить, — мрачно ответил новый нарком.

Дальше составление правительства пошло быстрее.

— Нарком по продовольствию?

Кто-то выкрикнул:

— Предлагаю Ивана Адольфовича Теодоровича.

Ленин согласно кивнул, но мрачно пошутил:

— Жалко его. Надо бы кого-нибудь похуже, его ж все равно через неделю в Мойке утопят.

— Земледелия?

Кто-то выкрикнул:

— Милютин.

— Труда?

− Шляпников.

— Торговли и промышленности?

− Ногин.

— Народного просвещения?

− Конечно же, Анатолий Васильевич Луначарский!

— Финансов?

− Скворцов-Степанов.

— Почт и телеграфов?

− Авилов-Глебов.

Сталин молча ожидал, назовут ли его имя.

Составили первое временное рабочее и крестьянское правительство. Временное — потому, что оно должно было работать до созыва Учредительного собрания. Ленин пробежал глазами список:

— Вроде все. Никого не забыли?

Он увидел глаза Сталина.

— Нам еще нужен нарком по делам национальностей. В нашей стране − наиважнейшее дело. Предложим этот пост товарищу Сталину-Джугашвили. Возражений не будет?

Жена Троцкого Наталья Ивановна Седова записала в дневнике:

«Я вошла в комнату Смольного, где увидела Владимира Ильича, Льва Давидовича, кажется, Дзержинского, Иоффе и еще много народу. Цвет лица у всех был серо-зеленый, бессонный, глаза воспаленные, воротнички грязные, в комнате было накурено… Мне казалось, что распоряжения даются как во сне».

Коллонтай сочла неудобным идти на заседание с сыром. Оставила свою долю в канцелярии вместе с консервами. На столе возле Ленина лежал отрезанный ему полумесяц сыра с приклеившимся сбоку обрывком свинцовой бумажки. Коллонтай поглядывала на этот кусочек и радовалась своей доле, рассчитывала, что угостится сыром дома после заседания. Но когда заседание окончилось, в канцелярии она не нашла ни сыра, ни консервов. Кто-то их «экспроприировал».