Сумерки зимы

Макэвой стиснул руки. Он не знает этого Эммса. Да, он, Макэвой, считает себя отличным детективом, лучше многих, однако Эммсу-то что за дело до этого?

— Будь я на месте убийцы, следующей стала бы именно она.

— Система Станиславского?

— Кого?..

— Ну, вы знаете, де Ниро и Пачино. Поставь себя на место персонажа, так? Живи как он. Думай как он. Заберись ему в голову — и так далее.

— Не уверен, что…

— Очень логично. Но я могу вас успокоить.

— Простите?

— Энн Монтроуз. Если вы правы насчет этого мерзавца, что он добивает людей, которые чудом выжили, надули старуху с косой, то Энн это не удалось. Она так и не очнулась. Так и не вышла из комы после взрыва. Ее нельзя назвать выжившей по всем правилам, у нее сердце едва бьется.

Макэвой потер ладонями небритое лицо.

— Быть может, вы хоть немного проясните ситуацию? Что именно произошло? Ваши отношения с Энн? Почему больничные счета поступают на ваше имя?

Эммс поднял очки, болтающиеся на груди, надел. С полминуты изучал Макэвоя испытующим взглядом коллекционера.

— Я видел Энн лишь мельком. Прекрасный человек, как мне рассказывали. Любила детей. Умная. Не захотела уезжать, считала, что сможет там помочь. Договорилась о школьной экскурсии, и автобус взлетел на воздух, стоило водителю повернуть ключ зажигания. Энн не успела подняться в салон, стояла на подножке, прощалась с другими учителями. Взрыв отшвырнул ее, и Энн сильно ударилась головой. Улучшений с тех пор практически никаких.

— Но почему именно вы? Что заставило вашу компанию вмешаться?

Эммс испустил долгий, с причмокиванием, вздох. Подошел к стене с фотографиями, отцепил снимок, висевший в верхнем углу справа, протянул карточку Макэвою:

— Вот.

Двое улыбающихся мужчин. Один обнажен по пояс, тело блестит от пота, мощная рука лежит на плечах второго — высокого поджарого человека в полевой форме. Сощурившись, Макэвой глянул на Эммса:

— Это вы?

Эммс кивнул:

— Только гораздо моложе. Балканы. Девяносто пятый, наверное. Давно пора подписать все эти снимки.

— А второй?

— Симеон Гиббонс. К моменту отставки дослужился до майора. Учился на капеллана, но воевал на передовой.

Макэвой ждал.

— Они с Энн Монтроуз были обручены.

— А ваши отношения с майором Гиббонсом?

Эмме невесело хмыкнул:

— Что называется, братья по оружию. Он был моим лучшим офицером. Лучшим другом, если это вообще возможно. Я хотел, чтобы он стал моим партнером в охранном бизнесе, но мы разошлись во мнении. Столкновение идеалов, скажем так. Симеон заявил, что не желает быть торговцем. Я ответил, что мы помогаем людям, строим нечто особенное, спасаем жизни. Он заявил, что его Энн занимается тем же, не требуя денег взамен. Это был спор, в котором ни он, ни я не могли одержать верх. И он остался в армии. А я учредил «Магеллан».

— А Энн?

— Они встретились в какой-то богом забытой дыре, в Ираке. Энн сразила его наповал. А он не того сорта человек, наш Симеон. Всегда держит себя в руках. Все внутри. Убеждениям своим не изменит никогда. Христианин. И потерял от Энн голову.

— И когда произошел взрыв…

Эммс развел руками:

— Я услышал об этом от прежнего сослуживца. Решил хоть чем-то помочь боевому товарищу, удержать прессу в стороне. Откровенно говоря, задача оказалась совсем не сложной. Только не ждите, что меня мучает совесть от того, что я заплатил репортеру за молчание, сержант.

— Не стану. Я все понимаю.

— Наш Гиббо был буквально раздавлен. Не мог примириться. Сложно что-то объяснить человеку, который там не бывал. На войне, я хочу сказать. Там, в песках. Под палящим солнцем. Вдалеке от всего. Там начинаешь все подвергать сомнению, иначе смотреть на мир. Люди обретают веру или теряют ее. Такое случается с лучшими из нас, и когда Симеон потерял Энн, то это вроде как вывернуло его наизнанку. Я не знаю, что творилось у него внутри. Он не желал говорить с друзьями. Не захотел отправиться домой. Даже когда я устроил перелет… положил ее в частную лечебницу, обеспечил постоянным уходом…

Эммс опустил глаза на фотографию, лежащую на колене, всмотрелся в лицо старого друга.

— Его уволили из армии?

— Не успели. Осколок заложенной у обочины мины разорвал ему горло. Симеон Гиббонс истек кровью в дорожной пыли где-то в Басре. Ему не стоило туда вообще соваться.

— Соболезную.

— Нелепая утрата. Чудесный был человек… — Эммс обернулся к рисунку в рамке, — и талантливый к тому же.

Открыв рамку, Эммс вытащил лист дорогого, кремового цвета картона, подписанный на обороте. Прищурился, разглядывая рисунок, и Макэвой внезапно почувствовал себя лишним здесь.

— Соболезную.

— Вы повторяетесь.

Кабинет заполнила тишина. День в разгаре, но по углам уже шевелились сумерки.

— И вы по-прежнему оплачиваете ее счета?

— А вы бы бросили?

Макэвой знал, что не бросил бы.

— Я поставлю пару ребят у палаты Энн. На всякий случай. Позвоните, когда угроза исчезнет. — Эммс отвернулся к окну. — Ни просвета.

— Что?