Сумерки Зверя

Помолчал лорд. Нахмурился. С достохвальным упорством, колебаниям сердечным рыцарь воли не давал. Чуждый соглашательству, умно Сигмондом обзываемому компромиссом, что средне предательству, в правом деле упорствовал, на уступки не шел. Верный отцовским заветам, здраво полагал – ежели вошь загрызает, ее надобно изловить, к ногтю прижать и размазать между пальцев. Когда все высокородные тому воспособстуют, в подлунье порядок утвердится.

Сам оным императивам неуклонно следовал.

Заговорил о наболевшем словами горькими, но верными.

– Междоусобные войны бывают из-за наваждения сил нечистых. Ведь небеса хотят не зла, но добра людям; а нечисть радуется жестокому убийству и кровопролитию. Но мы возвращаемся к злодеяниям, как псы на свою блевотину. Как свиньи, постоянно валяемся в греховных нечистотах, так мы и живем. Дожились. Друг у друга в глазах соринку к бревну зачисляем, а сами от глотки до подхвостья дерьмом исполнились. За паршивый хуторок, посреди болота дурно сколоченному, сотню лет грыземся. За те годы крепостей возвести можно несчетно. Ан, нет – файда, видишь ли. Дело чести. Тьху, ты! За для трех сараев народу извели – на доброе село станет. Погосты поганками множатся, калечные на папертях пропитание выклянчивают. Лордовской глупости сие неволнительно. Пущай себе вдовы рыдают – такова их судьбинушка. Пускай мальцы без отчего присмотра шалят. Вытянутся башкой до штакетника – и их в резню запустим. Все едино, шалопутным к хозяйству необученным, иного применения не сыщется. Позабыли властительные сеньоры заветы и клятвы, своим вассалам данные. О чреве ненасытном печемся, о достоянии, не о достоинстве. Заместо гордости – гордыню лелеем, не рачительности, а скупердяйству в купе с корыстолюбием следуем, вместо благородства – злодеяния предков себе в заслугу ставим. Вот и испражнились пред рылами схизматов.

Уперся лорд кулаками о парапет. Смотрел в заречную даль, словно не в Гильдгарде, а в родовом замке стоял. Словно видел пережитое. Тяжко вздохнул.

– Ведь и нам в Хорстемптоне туговато пришлось. Так удержались, ведь. Сдюжили. Вот что обидно. Могли, могли же не пустить храмовников на берега Нодда. Ну, понято, на войне всяко случается. Где-то и удалось бы схизматам переправиться, так сколько бы дней прошло, сколько крови пришлось бы пролить. Саган успел бы полки собрать, всей силищей к границе двинуться. Вышибли бы басурман прочь за реку, накостыляли по первое число, чтоб впредь не повадно было зариться на чужое. А без храмовничьих легионов, ни орды байские, ни дружины варяжские уже не опасны. Про дикие кланы и говорить не стоит, грязной метлой вымели бы за болота.

Ясен-красен. – Побагровел щеками полковник Приходько. – Одно дело – тактические пятачки, другая ситуация – захват стратегического плацдарма, выход на оперативный простор, овладение стратегической инициативой, со всеми, проистекающими отсюда последствиями.

– Двадцать второе июня. – Скривился Сигмонд.

– Вот, оно-то. – Кивнул чугунным лбом Приходько. – Фактор неожиданности, помноженный на всеобщее рас…, э-э-э, разгильдяйство.

Лорд Хейгар во многомудрые, заоблачные блудословия не вникал, лишний раз убедившись: что Ангел Небесный, что витязь Небесного Кролика – несомненно земляками друг дружке приходятся. Коли можно так выразиться. Коли потусветье землей называется. Впрочем, эта немирская сущность соратников, вселяла уверенность. По солдатской сноровке смекал: став ратью на демона, полезно в союзниках иметь ангелов-воителей. Продолжил рассказ.

– Могли отбиться, так соседушки, олухи царя небесного, все проворонили. Предупреждал я, гонцов посылал, грамоты писал. Все без толку. У кого на уме одни пьянки-гулянки, зенки залить да с девками непотребными блудить. У кого дела важные, неотложные – с лягавыми суками козу в поле загнать. Иначе, без той козы, охляет бедняга с голодухи, того гляди, ноги протянет. Иного хвори донимают, другой на авось уповает, мол де, кривая вывезет. А то, размечтался!

Зло в бездну плюнул. Кулаками сжатым вздрогнул.

– Не крепости пограничные, чисто курятники развели. Право слово – ровно петухи. Пока на дворе солнышко сияет, хвост распушить, пройтись гоголем, хохлушку потоптать, в дерьме поколупаться, дурным голосом с плетня повопить. А только завечереет, на насест взгромоздиться, под себя нагадить и дрыхнуть без задних ног. А там, хоть трава не расти. Хорек, лисица ли, все то без разницы. Жри кого ни попадя, кочан из-под крыла высунуть не соизволит. Пока не отгрызут. Дозорные, тоже хороши – пьянь да ротозеи. Ворон считали, галок ловили. В одном же замке, мало, что ворота не заперли, вовсе распахнутыми на ночь забыли. Вот и кумекай: дурость это или зловредная измена.

– Заходи кто хочет, забирай что хочешь. – Скривился Приходько.

– Вот, вот. – Подтвердил Хейгар. – Зашли тамплиеры в гости, словно в дом родной. Радушного хозяина отблагодарили по царски – ножом по горлу. Словно козлищу закадычили. Дочек прямо на коврах разложили, супружницу, в чем мать родила, по двору гоняли, закололи вместе со свиньями.