Сумка Гайдара

— Сергей Федотович, вы помните, кто был проводником группы Орлова, когда вы с боем вырвались из Семеновского леса?..

Абрамов заволновался:

— Минуточку, сейчас вспомню. Раненый капитан. Несли на носилках. Фамилия, что называется, лошадиная, типа Белоконева.

— Вы несли капитана Рябоконя. Он был родом из-под Канева, почему он вас и привел к Озерищам. Рябоконя сильно покалечило. Осколки мины буквально разорвали ему руку и бок. На тех же носилках его бережно доставили родным. Было совершенно очевидно, что воевать он больше не сможет.

Однако Гайдар подарил капитану браунинг второй номер, хотя у Рябоконя на ремне висел свой ТТ. Зачем?..

— Я думаю, Аркадий Петрович желал отметить его подвиг, — негромко произнес Швайко.

— Конечно. Вручая браунинг, Аркадий Петрович сказал: «Такого героического поступка, когда тяжелораненый человек вывел в безопасное место две тысячи солдат, военная история до сих пор не знала».[10]

Но, передавая пистолет, Гайдар попросил Рябоконя, когда придут наши, написать в Москву. Все это мне рассказал сам Яков Константинович. Аркадий Петрович полагал, что Рябоконь уже не сможет воевать в партизанах или служить в армии, а потому благополучно дождется освобождения.

Но Рябоконь подлечился. Создал подпольную группу, которая работала на ваше, Сергей Федотович, партизанское соединение — соединение Ковпака. После освобождения Украины добился, чтобы его снова направили в армию. Вторично был тяжело ранен — уже недалеко от Берлина. Снова чудом выжил, но пистолет Гайдара сберег, в госпитале держал его под подушкой и домой вернулся с подарком Аркадия Петровича на поясе.

Однако война кончилась. Оружие полагалось сдавать. Рябоконь пошел в райком партии. Там он объяснил, от кого и за что получил пистолет, и сказал, что хотел бы оставить браунинг себе на память, как награду.

Секретарь райкома взял пистолет в руки. Никакой надписи на рукоятке или стволе — мол, «тов. Рябоконю за небывалый героизм» — не было. Удостоверения или самодельной справки с двумя-тремя подписями, что браунинг вручен капитану Рябоконю вместо правительственной награды, у Якова Константиновича тоже не оказалось.

Однако секретарь райкома пообещал, что возьмет пистолет пока лично себе, а затем передаст его в музей.

Но секретаря райкома вскоре перевели на другую работу. И следы пистолета затерялись. Браунинг второй номер пропал, когда уже ничего не стоило его сохранить...

Сейчас Яков Константинович — инвалид первой группы. Он заслуженный и добрый человек. Охотно и неутомимо встречается с детьми. Но о том, что Аркадий Петрович просил его написать в Москву, Рябоконь вспомнил, когда я приехал к нему в Верхнячку...

— Вам, Сергей Федотович, Гайдар подарил третий свой пистолет (из тех, что мне известны). И ваше письмо от первого мая 1942 года, которое начиналось словами: «Уважаемая товарищ Гайдар! Выполняя просьбу вашего мужа... сообщаю вам...» — явилось первым свидетельством того, что «система оповещения», придуманная Аркадием Петровичем, сработала...

Как только ваше письмо достигло Москвы, нашим разведчикам, которые действовали здесь, в глубоком немецком тылу, через Верховное Командование был послан приказ собрать все возможные сведения о судьбе писателя А. П. Гайдара.

Правда, понадобились месяцы, чтобы пришел ответ старшего лейтенанта И. Гончаренко, который «лично тоже встречался и много беседовал в октябре 1941 года» с Гайдаром. Он подтвердил, что Аркадий Петрович отказался идти к линии фронта с «очень сильным отрядом Орлова». Гончаренко подтвердил также, что Гайдар был убит, когда «ходил на хутор за продуктами».

В 1944 году на Украину был направлен капитан А. Ф. Башкиров. На основе его отчета была составлена справка о гибели военного корреспондента газеты «Комсомольская правда» А. П. Гайдара, подписанная Ю. Жуковым.

Справка была и осталась первым и единственным официальным документом, который удостоверил, что Аркадий Петрович не пропал без вести.

А следом за Башкировым в Лепляву приехали жена, сын, сестра Гайдара, его друзья — писатели, работники Детиздата, где продолжали выходить его книги.

Аркадий Петрович не ошибся, когда предполагал, что его будут искать...

А теперь я хочу вам показать вот это...

Я открыл кожаный портсигар, который состоял из двух раздельных, вдвигающихся половинок. В меньшей лежал тугой полотняный сверток. Полотно было давнишней выделки, из грубой, отчетливо проступающей нитки. Ткань пожелтела от времени, и на ней появились те пятна ржавчины, которые неизвестно откуда берутся на очень старом белье.

Я развернул сверток. Это был носовой платок. Края его были аккуратно подрублены и прошиты на машинке. В одном из уголков синели маленькие изящные цветочки с зелеными листьями — не то васильки, не то вероника. Поперек угла было вышито детской рукой: «На счастье». И стояла дата сердечного пожелания — «1941».