— Мы, Юра, проползли вперед, — терпеливо объяснил Абрамов. — А Гайдара на рельсах не оказалось. Мы снова позвали. Он не ответил. Мы обрадовались: «Значит, перепрыгнул!» Тут нас заметили немцы. Открыли огонь из того же пулемета. Мы вскочили и бежать.
Абрамов достал из кармана платок, вытер лоб и щеки. Гладкое лицо его без единой морщины было цвета мела, словно все произошло только что. Бледность лица оттеняли густые черные усы.
1 мая 1942 года, то есть в тот самый день, когда Абрамов послал свое письмо в Москву, он был назначен командиром саперной роты партизанского соединения С. А. Ковпака. Лично и вместе с товарищами Сергей Федотович пустил под откос двадцать эшелонов, подорвал десятки мостов и других объектов. Но никогда он не был так близок к смерти, как 26 октября 1941 года.
Скрыпник стоял возле козел с запасными рельсами и глядел на реденькие кустики возле тропинки, где в то далекое утро затаился пулемет. Василий Иванович прошел от Киева до Берлина. Участвовал в штурме рейхстага. А сейчас вымерял глазом расстояние от будки до злополучных кустов.
Я спрыгнул с рельсов и сосчитал: оказалось тоже тридцать шагов.
В тридцати шагах от крупнокалиберного пулемета юные лейтенанты, читатели Гайдара, готовы были унести Аркадия Петровича на себе.
...Сраженный пулей, Гайдар упал под насыпь. Место, где он лежал, с насыпи не просматривалось.
...Сняв шляпы, Абрамов и Скрыпник подошли к тяжелому камню, установленному на месте первой могилы Гайдара. Мы втроем — Швайко, Юра и я — удалились в сторонку. Но я успел вскинуть «Зенит» и нажал спуск затвора.
За обедом у Афанасии Федоровны Скрыпник спросил меня:
— Вы разве не едете с нами в Киев?
— Мы с Василием Михайловичем еще немного побудем.
— А это верно, что Аркадий Петрович оставил свою сумку вашему отцу? — обратился к Швайко Сергей Федотович.
— Так говорит мама. Зря она не скажет, — ответил сын лесника.
— Аркадий Петрович если даже умывался, то сумка у него висела на боку, — с недоумением в голосе произнес Абрамов. — В руки на минуту никому не давал.
— Афанасии Федоровне однажды оставил, — сказал я.
— Да ну! — не поверил Сергей Федотович. — Правда?
Афанасия Федоровна отнесла в сени горку грязной посуды и вернулась.
— Вы ж видели, какая на нем была сумка, — ответила она. — Тяжеленная, как сундук. Мне стало его жалко. Я предложила спрятать. Он оставил, а на другой день пришел и забрал.
— А вашему отцу когда он оставил? — снова обратился Абрамов к Швайко.
— Числа моя мама не запомнила, — ответил Василий Михайлович, — но говорит, что это был его последний приход к нам.
— Что тебя, Сережа, смущает? — спросил Скрыпник.
— Не смущает — огорчает. Аркадий Петрович столько беспокоился за эту сумку. И вдруг она исчезла неизвестно куда.
— Вася, — щурясь от дыма, обратился Скрыпник к Швайко, — а что за пистолеты спрятал ваш брат?
— Один был браунинг второй номер, — охотно ответил Швайко, — а второй не то французский, не то бельгийский. Похож на ТТ. Но чуть поменьше.
— Я почему спрашиваю, — мягко произнес Скрыпник. — У Гайдара был маленький вальтер. И если этот вальтер спрятан в тайнике вашего брата и вы этот пистолетик найдете, то у нас будет хотя бы одна вещь, которую Аркадий Петрович держал в руках.
— Я знаю, о каком пистолете вы говорите, — заулыбался Швайко. — Нет, маленький вальтер Гайдар нам не оставлял.
— Этот вальтер Аркадий Петрович подарил мне, — сказал Абрамов.
— Тебе? Когда? — Голос Скрыпника прозвучал мощно и раскатисто.
— После боя у лесопилки. Мы сидели с ним на пеньках. Настроение было плохое. Он вдруг говорит: «Сережа, запиши мой адрес. Если что случится — сообщишь в Москву». Я начал искать карандаш, клочок бумаги. А Гайдар сказал: «Не записывай. Лучше запомни: «Москва. Союз писателей».
Запоминать тут было нечего. А Гайдар, вижу, расстегивает карман гимнастерки. Я решил: все-таки ищет карандаш. А он протягивает мне маленький пистолет.
«Этот вальтер, — сказал, — давно у меня хранился. Теперь я дарю его тебе».
Когда после гибели Аркадия Петровича мы разошлись, я остановился в одном доме. Хозяйка замешивала тесто. Я попросил ее запечь пистолет в хлебец. Она запекла. И дала мне еще одну буханочку — для еды. Я положил оба каравая в вещевой мешок.
А на другой день ночью я переправлялся через Днепр в плоскодонке. Течение в том месте было сильное. До берега оставалось несколько метров, плоскодонка напоролась на корягу. И перевернулась. Я очутился в воде, а мешок с караваями пошел на дно...