Сумка Гайдара

Проплутав в темноте по тропкам громадного парка, Аркадий Петрович неожиданно для себя вышел к зданию Филармонии. Это был центр города. Тут начинался Крещатик.

Гайдар остановился и прислушался. Он надеялся уловить звуки далекой ружейной и пулеметной пальбы, которая бы означала, что где-то на окраине наши продолжают драться. В этом случае он должен был предупредить защитников города, что последний мост через Днепр к утру будет взорван.

Аркадий Петрович сам упросил начальника Киевских переправ полковника Казнова доверить ему это задание. Полковник вынужден был согласиться, потому что у него совсем не оставалось людей.

Но Киев встретил Гайдара тишиной. Не вспыхивали зарницы далеких пушечных выстрелов. Молчали пулеметы. Хорошо, если наших войск в городе уже нет. А если это затишье до утра?

Вынув из кармана шинели ТТ, Гайдар оттянул затвор, загнал в ствол патрон и, уже не пряча пистолет, двинулся дальше по Крещатику — мимо громадного здания Центрального универмага. А на площади Льва Толстого свернул налево, на Красноармейскую улицу.

Взорванная электростанция уже не давала городу света. На улицах прекратилось всякое движение. Исчезли трамваи и автобусы. Хлопали от ветра двери оставленных жилых домов и неохраняемых общественных зданий. И все же было ощущение, что город не спит, а живет полной ожиданий и страхов жизнью.

Противник в город еще не вошел. Это было очевидно. Гитлеровцы опасались ловушки. Но Гайдар рисковал наткнуться на вражеских разведчиков.

Сквозь занавески и шторы светомаскировки кое-где прорывались слабые и загадочные отблески пламени самодельных светильников. Через нечаянные щели Гайдар схватывал острым глазом мимолетные сцены: люди прятали небогатые свои сокровища, жадно и безрадостно ели, бинтовали раны, запоздало собирали вещи, обнимались и плакали на прощание.

Но что бы на его глазах ни произошло, он не должен был ни во что вмешиваться.

Ему надлежало до утра вернуться на командный пункт переправы, где ждали его сообщения. И он не имел права быть убитым.

Заслышав говор, шаги или заметив чью-то тень, Аркадий Петрович прижимался к стене или входил в подъезд. Убеждался, что это не противник, и шел дальше. Он направлялся к Голосеевскому лесу: если наши части еще держали оборону, то прежде всего там.

В самом конце Красноармейской улицы, в полном безмолвии, он вдруг услышал звонкий чистый голос:

— Дяденька, вы не видели мою маму?

Эхо, которое спряталось под аркой, подхватило последнее слово и понесло его вдоль домов:

«Маму... маму... ма...»

От неожиданности Гайдар вздрогнул, повернул голову. Глаза его привыкли к темноте, и он увидел: возле мрачной арки трехэтажного дома, где в окнах не было заметно ни огонька, на детском деревянном стульчике сидела девочка лет пяти.

Приблизясь, Аркадий Петрович разглядел, что была она в пальто и берете. Из-под берета торчал хвостик светлых волос, стянутых широким нарядным бантом. Даже в полумраке было заметно, что лицо девочки заплакано и глаза смотрят испуганно, доверчиво и с надеждой. В руках она держала черного с белой грудкой котенка.

— Как тебя зовут? — спросил Гайдар.

— Марийка.

— Мама давно ушла?

— Еще утром. Она сказала: «Я на полчасика. И мы едем». Мы должны были ехать через Днепр. У нас и вещи сложены.

— Может, мама ждет тебя дома?

Девочка помотала головкой.

— Дома ее нет. Я сидела в комнате, пока не стало темнеть. Свет не горит, я боюсь.

— Ты не спрашивала соседей? Вдруг они ее видели?

— По нашей лестнице все уехали.

Котенок, который спал, свернувшись уютным калачиком, на руках у девочки, поднял голову, встал на лапки, потянулся, выгнув спину и наставив пистолетом хвост. Марийка опустила его на землю, где стояла чашка с молоком. Но котенок не стал лакать. Он был сыт.

Было очевидно: с матерью девочки что-то случилось. Но что?..

Наводить справки о несчастных случаях негде.

— Хочешь есть? — спросил Аркадий Петрович. У него была с собой плитка шоколада «Золотой ярлык».

Девочка снова помотала головой, и опять смешно запрыгал хвостик ее волос с бантом, что насторожило котенка.

Марийка продолжала пристально смотреть на Гайдара снизу вверх, точно ему нужно было только вспомнить, где может находиться ее мама. Теряясь от этого взгляда, Гайдар стремительно думал.

Взять девочку с собой он не мог. В эту ночь он был разведчиком. И если бы даже Марийка согласилась подождать, пока он вернется из Голосеевского леса, он все равно не мог ее взять с собой, потому что утром, после неизбежного взрыва Цепного моста, его ждало отступление по Бориспольскому шоссе. Сколько дней оно продлится?.. Чем закончится?.. Этого не знал никто. Но и оставить девочку одну на улице он не мог тоже.

Аркадию Петровичу показалось, что из подъезда соседнего дома слышны голоса. Взяв Марийку за руку, он вошел с ней в парадное. На лестнице, на третьем этаже, мелькнул пугливый свет.

— Стой здесь. Я сейчас, — сказал Гайдар девочке шепотом.

— Я боюсь, — беззвучно заплакала она. И вцепилась в его руку.

— Тогда... — И Аркадий Петрович приложил палец к своим губам.

Девочка кивнула и перестала плакать.