Сумочка авантюристки. Сонный москит. Брюнетки напрокат

— А, это! К мусорному баку прикасаются десятки людей. Это было, как говорится, в общественном месте. Множество служащих ресторана в течение дня снимали крышку бака. Готов допустить, я искал только отпечатки, которые могли доказать, что Адель Уинтерс поднимала крышку до того, как она попала ко мне.

— Именно! — сказал Мейсон. — Другими словами, вы хотели найти улику против подсудимой. Когда вы нашли, то больше ничего не искали, так или нет?

— В этом смысле, да.

— Почему вы не попытались идентифицировать остальные отпечатки?

— Потому, что они меня не интересовали. Мне было поручено только выяснить, бралась ли подсудимая Уинтерс за эту крышку.

— Когда вы сделали предположение, что крышку поднимали разные люди, чтобы добавить туда мусора, у вас ведь не было для этого никаких оснований?

Ну… почему же, были.

— Какие же?

— Ну… послушайте, это же ясно, иначе и быть не могло.

— Что именно заставило вас так думать?

— Ничего, что бы я видел лично. Но это совершенно очевидно.

— Покажите конкретно, почему очевидно, что мусор клали несколько раз.

— Послушайте, — сказал Колбер, — ведь Сэм Диксон сказал, что нашел револьвер глубоко в мусоре, а это доказывает, что, после того как револьвер выбросили, мусор в бак добавляли.

— Каким образом доказывает?

— Давайте, давайте, — встрял Гуллинг. — Это всего лишь пререкания со свидетелем по поводу интерпретации вещественного доказательства. Но интерпретировать его — прерогатива суда.

— Совершенно верно, — сказал Мейсон. — Я только пытаюсь установить, насколько пристрастен свидетель, ваша честь. Этот человек допускает, что обследовал вещественное доказательство только с одной целью — подкрепить дело против подсудимой Уинтерс, а вовсе не с целью выяснить, что же в действительности произошло.

— Но разве не ясно, что произошло? — с легким нетерпением спросил судья Линдейл.

— Нет, ваша честь.

Лицо Линдейла выразило удивление:

— Я бы хотел услышать ваше мнение на этот счет, — с сомнением сказал он.

— Ход умозаключений таков, — начал Мейсон. — Поскольку револьвер был, если можно так выразиться, погребен под мусором, значит, в течение дня мусор несколько раз добавляли. Теперь, уважаемые судьи, примите во внимание фактор времени. Ресторан гостиницы «Лоренцо» закрывается в час сорок пять и открывается снова только в шесть тридцать. Я уверен, что, если опросить кухонный персонал ресторана, выяснится, что последняя дневная порция мусора выбрасывается незадолго до двух часов, а следующая — вечером, не ранее семи пятидесяти. Теперь, если суд уделит мне еще несколько минут и внимательно осмотрит вещественное доказательство, ему будет ясна весьма необычная ситуация. Если подсудимая Уинтерс бросила револьвер в бак в два двадцать и если новый мусор был выброшен до того, как полиция высыпала содержимое бака на бумагу, тогда мы имеем неоспоримую косвенную улику. Но если с момента, когда подсудимую видели у бака, до того, как его содержимым занялась полиция, новый мусор не выбрасывали, она никак не могла бросить туда револьвер. Его должны были бросить туда раньше, чем она там появилась.

— То есть как? — озадаченно спросил судья Линдейл.

— Показания свидетеля обвинения Томаса Фолсома выявили, что подсудимая Уинтерс скорее просто заглянула в бак, чем бросила туда что-то.

— Это упрощенная интерпретация показаний, — раздраженно сказал Гуллинг.

— Ясно, — продолжал Мейсон, — что подсудимая имела возможность бросить револьвер в бак, но она, конечно, не могла засунуть его глубоко в мусор, потому что, если бы она это сделала, ее правая рука была бы испачкана и ей пришлось бы идти мыть ее. К тому же, чтобы глубоко закопать револьвер, ей пришлось бы завернуть правый рукав, а она этого не делала, иначе свидетель Диксон видел бы это.

— Ему не были видны ее руки, — сказал Гуллинг.

— Руки видны не были, зато он видел локти и плечи. Если бы она стала заталкивать что-нибудь глубоко в мусор, Диксон обязательно заметил бы это.

— Да, — согласился судья Линдейл, — именно такой вывод можно сделать из показаний свидетеля. Мистер

Мейсон, вы, конечно, не спрашивали его специально, не были ли похожи ее движения на то, что она закапывает что-то в мусор?

— Нет конечно, — ответил Мейсон. — Он же свидетель обвинения. Подай я ему эту мысль, он снова изменит свои воспоминания! Факт остается фактом: его собственное заявление, сделанное вскоре после двух тридцати третьего числа, гораздо более соответствует истине, чем любое, сделанное после. В тот момент он счел, что подсудимая всего-навсего заглянула в мусорный бак. И только гораздо позже он сконструировал версию, будто бы она положила туда что-то. Если теперь спросить его, не закопала ли она там что-либо, он соответственно изменит показания и убедит в этом самого себя!

— Очень интересно, — заметил судья Линдейл. — Желает обвинение что-нибудь добавить или объяснить?