Сумрачная дама

– Кроме того, – продолжил Фацио, – швея уже почти закончила для тебя платье, чтобы ты могла надеть его на праздник в честь завершения портрета. Его светлость сам позаботился о том, чтобы оно было… подходящим твоему теперешнему положению. – Приблизившись, Фацио неловко погладил растущий живот Чечилии.

Она кивнула.

– Хорошо. Я несомненно буду играть на лютне, но петь с такими тугими шнуровками вряд ли смогу. – Чечилия посмотрела вниз и провела рукой по животу. – А… Беатриче? – спросила она настороженно.

Фацио покачал головой.

– Секретарь его светлости заверил меня, что пока ты будешь развлекать гостей на празднике, Беатриче будет ехать в карете со своей золовкой в Феррару. Мы удостоверились, что у нее там дела.

Чечилия облегченно выдохнула.

– Madonna mia. Спасибо, – сказала она брату и сжала его руку.

– Рад помочь, – ответил он. – Я же все-таки дипломат, хотя, надо заметить, не каждый день приходится заниматься делами такого рода.

Леонардо вернулся к работе, делая аккуратные небольшие мазки кистью и большим пальцем. Фацио воспользовался возможностью взглянуть на портрет. Чечилия видела, как он прикрыл рот рукой, рассматривая картину.

– Complimenti, мастер, – сказал он. – Вы очень точно поймали красоту моей сестры… И ее упрямство.

– А вот это не очень дипломатично с твоей стороны, Фацио! – Чечилия шлепнула брата по руке.

Брат захихикал:

– Часть про твою привлекательность была правдой. Вижу только одну ошибку.

– Ошибку? – переспросил мастер да Винчи.

– Только одну, – ответил Фацио. – Виолина вышла не очень похоже.

– Это не Виолина! – воскликнула Чечилия и шлепнула его еще раз.

– Так у тебя есть ласка, о которой я не знаю, и ты прячешь ее у себя в спальне? – спросил он и заглянул под кровать, изображая, будто пытается найти вышеупомянутое животное.

– Это не ласка, это горностай.

– Горностай, – сказал Леонардо, – славится умеренностью в еде и питается не чаще одного раза в день; он скорее позволит охотнику поймать себя, чем спрячется в грязном логове и запятнает свою чистоту.

– И еще, – добавил Бернардо, – не забывайте, что король Неаполя не так давно удостоил его светлость чести быть посвященным в Орден Горностая.

– Хорошо, – сказал Фацио. – Портрет понравится его светлости еще больше. А у тебя, сестра, не будет отбоя от поклонников.

45

Эдит

Пригород Пулав, Польша

Декабрь 1940

В кармане кителя у Эдит лежало единственное полученное из дома письмо. Она уже несколько месяцев хранила его там аккуратно сложенным. Теперь края письма поистрепались и оно почти порвалось по складкам. Но сидя в бронированной машине вместе с Францем и несколькими солдатами, она достала письмо и опять его перечитала:

Дорогая Эдит,

Я надеюсь, что это письмо, как и все остальные отправленные мной, до Вас дойдет. Мы ничего о Вас не знаем и не знаем, пытаетесь ли Вы связаться с отцом. Мы не знаем, где Вы находитесь. Я продолжаю писать в надежде, что Вы получите хотя бы одно из наших писем.

Ваш отец – без изменений. Аппетит у него хороший. Особенно он любит мой штоллен и жареную картошку. Я стараюсь гулять с ним в парке – так часто, как он позволит, но главным образом он любит сидеть в своем кресле и смотреть из окна на деревья. Хоть он и не зовет Вас по имени, я думаю, он выискивает там Вас.

Мои коллеги в лечебнице рассказывают, что там с каждым днем все больше и больше пациентов отправляются к Господу. Политика. Что ж. Я не смею делиться подробностями, поскольку боюсь, что это письмо может вовсе до вас не дойти. Скажу лишь, что я благодарна, что мне – и герру Бекеру – удалось оттуда уйти. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы не позволить вернуть туда Вашего отца. Мы надеемся на Ваше скорое возвращение.

Рита.

Письмо на несколько мгновений перенесло ее домой – подальше от жестокой реальности западной Польши. Эдит смотрела в окно на опустошенные поля. За пределами мира и порядка территории особняка округа напоминала панораму ада. Где же Генрих?