Сумрачная дама

После той суровой вылазки в самый центр конфликта Эдит еще больше преисполнилась решимости использовать ту небольшую власть, что у нее была над ситуацией, на благое дело. День за днем она описывала предметы, копируя каждую запись и стараясь не особенно думать о том, что уже лишилась надежды найти в разоренной стране за пределами поместья своего Генриха.

Время шло, и в поместье одни лица сменялись другими. Люди появлялись, потом исчезали. Те, кто оставался, выглядели так, будто из них вытекла вся жизненная сила. Ничего удивительного, что военные были такими мрачными и изможденными. В газетах об этом еще не писали, но из разговоров солдат во дворце Эдит знала, что Гитлер напал на Россию. Россия больше не была союзником, она стала врагом. А поместье было не так уж далеко от российской границы. Теперь, как сказали ей солдаты, помимо нападений отчаянных польских повстанцев, появилась еще и угроза со стороны России.

Став свидетелем того расстрела вдоль дороги, Эдит старалась побольше времени проводить в одиночестве в своем подвале и избегать мыслей о том, что за пределами поместья во все стороны лежали опустошенные земли. Если бы она позволила себе хоть на секунду задуматься о том, сколько там было лагерей, остался ли там хоть один целый город, сколько польских домов были разграблены или скольких людей согнали в вагоны для скота, ее это парализовало бы. Она решила: единственное, что она может сделать, – это записывать все, что видит, все, что проходит через ее руки до тех пор, пока она не придумает, как поступить с этими записями, чтобы они сыграли свою роль.

Эдит вырвала чистый лист из конца своего инвентарного журнала и принялась переписывать описание маленькой картины маслом.

Предмет: Пейзаж с пастухами

Художник: Голландец XVII века, возможно, последователь ван Рейсдала

Основа: Доска из грецкого ореха, 0,32 на 0,63 метра. Равные части склеены горизонтально. Признаки повреждения древоточицей, не прогрессирует

Грунт: Белый, очень тонкий. Местами нарушен, возможно, при транспортировке

Краска: Масло, тонко наложенное полупрозрачным слоем; под ним едва просматривается карандашный рисунок

Обрамление: Узкое, сосна. Деформировано. Повреждены верхние углы…

Направление: Отправлено в Пинакотеку, Мюнхен, поездом, Манифест № 3467

Предыдущий владелец: Семья Новаков, Нижняя Силезия, город неизвестен

– Доброе утро, моя дорогая. – В комнату вошел, благоухая мылом и масляным кремом, которым он смазывал волосы и усики, худощавый поляк-переводчик, Яков.

Эдит быстро спрятала свой листочек с копией описи между потертых страниц инвентарного журнала. Яков чем-то напоминал Эдит отца, и в его присутствии ей было спокойно. Но сейчас она чувствовала укол паники: а вдруг ее тайну уже узнали? Не заметил ли он, как она переписывает журнал?

Но Яков, похоже, едва заметил, чем Эдит была занята. Он сел за один из столов и закопался в собственную стопку листов. Немецкие офицеры поручали Якову перевод самых разнообразных поступающих сюда текстов. Эдит наблюдала, как он внимательно вчитывается в письмо. Он был обстоятельным, обязательным человеком. Просто делал то, что велено, потому что какой еще у него был выбор? Как и она сама, решила Эдит и задумалась, на чьей на самом деле Яков стороне. Эдит подошла к Якову и облокотилась о край его стола.

– Яков, – начала она, говоря чуть громче, чем шепотом.

Она никак не могла решить, что сказать и как поднять волнующую тему. Но теперь она привлекла его внимание, и он смотрел на нее своими зоркими голубыми глазами.

– Я хотела бы знать, есть ли у тебя… какая-то связь… с отрядами снаружи… – нерешительно продолжила Эдит. Она знала, что Яков уходил из дворца по вечерам и возвращался по утрам. Но не представляла, куда он уходил, кого и что он знал за пределами этих стен. Выражение его лица было нейтральным, нечитаемым.

Она попыталась еще раз:

– Я слышала, что снаружи есть люди, которые могут передать информацию тем, кто сможет… кто может… – Она пробежалась глазами по высоким стопкам краденых вещей, разложенным по темным углам подвала. – Помочь все это защитить. Или, может быть, вернуть тем, кому оно принадлежит. Ты что-нибудь об этом знаешь?

Эдит смотрела, как Яков откинулся на спинку стула и сжал губы. Какое-то время он вертел в руках ручку, задумавших о ее словах. В конце концов, он сказал:

– Я просто делаю то, о чем меня просят, дорогая моя. – Натужная улыбка. – Что я еще могу сделать?

Эдит кивнула и собралась было уходить, но тут Яков наклонился к ней и прошептал:

– Но пожалуйста… расскажи мне. О чем ты думаешь?

Эдит подошла к инвентарной книге и достала спрятанную между страниц копию списка, потом вернулась к столу и протянула бумажку Якову.

Эдит наблюдала за тем, как он внимательно разглядывает сквозь очки ее мелкий аккуратный почерк. Между ними повисло долгое тяжелое молчание. Неужели он ее сдаст? Скажет офицерам наверху, что она составляет копию списка и хочет передать ее в руки подходящей группе сопротивления? Что станет с ней?