Куно в замешательстве огляделся по сторонам и заметил старика Одилия Пфиффера, привалившегося к забору с чрезвычайно бледной Беддой на руках.
– Да, там и впрямь поднимается туман, – ответила сестра Куно Стелла, – но вовсе не обычный!
Штаублинги уже много лет вместе управляли старым трактиром. Стелла с ее вспыльчивым характером была полной противоположностью уравновешенного брата.
– Странный он какой-то, вроде как клочья грозовых туч… Такой уже проносился над деревней под утро, – мрачно продолжила Стелла, будто ночное происшествие оскорбило ее лично. – Некоторые тут думают, что я накануне выпила лавровую настойку из бокалов посетителей, вместо того чтобы их помыть. О нет, я проснулась свежа как роза! А перед самым рассветом собралась закрыть окно, потому что проклятый петух Тишеров снова завопил в ужасную рань… Вот тогда-то я его и увидала, ну да! – Она доверительно подалась вперед и заговорила быстрее, заметив, с каким вниманием к ее словам прислушивается Звентибольд Биттерлинг из Баумельбургского совета устроителей, а также старик Пфиффер и даже, ничего себе, достопочтенная Гортензия Самтфус-Кремплинг. – Клянусь гоблинским мхом и громовым грибом! Я видела облака и туман, и летели они так быстро, будто их хлестал ледяной ветер при зимней луне. Клочья тумана летели как живые, хотя ветра-то никакого не было. Волчий боровик мне в суп, если я не видела своими глазами, как по небу мчались серые четвероногие звери! А уж морды у них как самые жуткие карнавальные маски… Они бежали на север, в сторону Вороньей твердыни. Не к добру это было, вот что я скажу! А потом сразу и липа треснула, как корабль, налетевший на скалу. И это тоже дурной знак, будьте уверены!
Она наконец замолчала, и брат мягко обнял ее за плечи, успокаивая.
Пока Стелла говорила, старик Пфиффер подозвал Хульду, которая с нескрываемым ужасом слушала этот драматический рассказ.
– Хульда, – обратился к ней Одилий, – позаботься о Бедде, пока я не вернусь. Я ненадолго, мне очень нужно пойти на площадь и посмотреть на липу. Держи Бедду на руках, как держал ее я. Карлман останется с вами и, если Бед-де станет хуже, сбегает за мной на площадь. Я попрошу Лауриха и Гизила отвезти ее ко мне домой на повозке, потому что лучше ей побыть у меня и подлечиться. А пока ей не будет ни лучше, ни хуже. Если попросит, дайте ей воды, и пусть она чувствует ваше тепло, особенно сына.
Несмотря на жгучее любопытство, Карлману не пришло в голову оставить мать или спорить со старым Пфиффером. Одилий снова говорил с ним как с равным, и молодой квендель почувствовал себя взрослым. С величайшей осторожностью они переложили Бедду на руки Хульды, которая нежно обняла подругу. Карлман настороженно присел рядом с матерью, своим напряженным видом напоминая терьера Тоби. Он кивнул Одилию, как бы говоря, что тот может идти к липе и ни о чем не беспокоиться.
– Гортензия, Звентибольд, – обратился старик Пфиффер к ним обоим, – пойдемте на деревенскую площадь, посмотрим, что там такое. Может, и разберемся, раз уж столько повидали за эту ночь.
Гортензия бросила последний тоскливый взгляд на свой сад, до которого ей так и не удалось добраться. Между фиолетовыми и красными ветвями доверчиво сиял цветок настурции, словно подмигивая ей. Казалось, дома все как обычно. Гортензия вздохнула, потом решительно отвернулась и пошла вслед за Одилием и Звентибольдом между тесно стоящими зелеными заборами.
Липа застыла, будто мертвая. Мерцающий туман вытекал из ее обширной раны и погребальной пеленой в безутешном плаче окутывал разрушенный ствол. И это внешне безобидное явление показалось тройке квенделей, проведших всю ночь на краю тьмы, коварнейшей угрозой. Никто, кроме них, не подозревал об истинной подоплеке происходящего.
«Облако тумана мерцало, будто тысяча ледяных кристаллов, это было жутко и прекрасно одновременно» – так Хульда описала жуткую дымку в розовой беседке.
Квирин Портулак слышал ее слова на своей кухне, но не видел воочию того, что произошло в саду Гортензии. В конце концов он обнаружил Эву с детьми на дворе трактира «Зеленологский одуванчик» и передал их Гунтраму и Розине, которые хотели только одного – вернуться домой. Сам же он остался на площади, не понимая, что его к этому побудило. Он вспомнил, как Бедда и Хульда снова и снова говорили о мерцающем тумане, из которого вышел призрак, оставивший такие ужасные следы на теле Бедды. Но их рассказ казался столь невероятным, что вид туманных щупалец, обвивавших расколотый ствол дерева, пугал его не сильнее дурных вестей, из-за чего все квендели вылезли из теплых постелей в неприлично ранний час.