Они миновали мост через реку, оказавшись в другой части сада, где еще сильнее благоухали розы всевозможных цветов. Юноша уверенно вел Викки за собой, в самый темный угол их сада, туда, где никто не должен был найти их. Наконец, он раздвинул ветки какого-то кустарника, открывая взору белоснежную скамейку, про которую давным-давно забыли. Леоне села, разглаживая складки платья, и смущенно улыбнулась, вскинув на него свои прекрасные очи. Брюнет сорвал с куста алую, словно кровь, розу и вплел в темные волосы Виктории, заглянув снова ей в глаза. Там плескалась любовь, всепоглощающая, крепкая, как виски, такая, какой он не встречал ни при забытой жизни, ни сейчас – живя и не живя одновременно.
– Как же я скучал, – жарко прошептал Адам, присев рядом, и взял ее лицо в свои ладони, теряясь в глубине глаз.
Викки накрыла его руки своими, чуть приоткрыв губы. Слова не имели смысла, их губы слились воедино, пытая друг друга, его руки исследовали ее тело, которое и без того знали наизусть. Каждый дюйм ее плеч, обнаженных рук, томимая в корсете грудь, ее стройные ноги, которые были уже на его коленях – все сводило с ума, лишало рассудка, заполоняя неистовой страстью.
У них была вечность. Целую вечность они могли наслаждаться этим эликсиром, раз за разом впадая в безрассудство. Она снова любила, чего боялась четыреста лет своей мертвой жизни. С ним она забыла, как была отдана на растерзание друзьям жениха, только потому, что тот проигрался в покер. Она забыла ту боль и унижение, забыла свое нежелание жить, мучительную смерть и начало новой жизни. Она была счастлива, боясь думать о последствиях.
Их поцелуй, полный страсти и желания, все витавшее в воздухе волшебство разрушил громкий хлопок.
– Вы, – женщина с густыми черными, словно эта ночь, волосами сделала шаг вперед, отделяясь от толпы, что стояла за ее спиной, и сложила руки на груди, – нарушили главное правило. Вы подлежите наказанию.
– Она ни в чем не виновата! – Адам вскочил на ноги, дерзко глядя в глаза чистильщику. – Убейте меня, но не ее!
– Сын, – Аро лишь покачал головой.
– Я готов понести любое наказание, – голос молодого человека не выражал никаких эмоций, даже страх отступил, уступая место странному безразличию, а в голове крутилась одна-единственная мысль: «Пусть она живет…»
– Мы наблюдали за вами, – продолжила женщина, – дали вам шанс, но вы зашли слишком далеко. Вы подлежите наказанию. Оба. О нем вы узнаете завтра, в восемь утра.
Виктория поднялась со скамейки и вцепилась пальчиками в локоть возлюбленного. Ее губы дрожали, а широко распахнутые глаза выражали страх. Если бы она продолжала дышать, если бы она принадлежала к роду людскому, она бы плакала. Она снова чувствовала себя разбитой, совершенно опустошенной, словно в ее груди прорезали без анестезии дыру и бесчувственно извлекли сердце.
– Бал окончен, – брюнетка развернулась и двинулась прочь.
Последние часы перед вынесением приговора. Возможно, последние часы их существования. Солнце поднималось ввысь, тянулось от горизонта к бледным перьям облаков, ветер снова и снова поднимал желтые шифоновые занавески в спальне Виктории, а алая роза на прикроватной тумбочке завяла еще пару часов назад. Сейчас они лежали рядом, в одной постели, проведя последнюю ночь вместе. Было абсолютно неважно, что и кто скажет, оба знали, что погибнут. До назначенного времени было почти три часа, они не спешили, молчали, Адам гладил пальцем ее плечо, время от времени целуя в макушку. Солнечный зайчик плясал на их лицах, и юноша невольно сравнил Викторию с ним. Солнечный зайчик. Его солнечный зайчик.
Они могли бы бежать, да только какой смысл? Чистильщики найдут в любом уголке планеты, придумав еще более изощренную смерть. В подсознании обоих было полно мыслей, но они никак не могли образоваться, распределиться в голове. За что они погибнут? За любовь, за то, что искренне хотели быть вместе, согревая друг друга.
– Прости, – Адам закрыл глаза и поцеловал возлюбленную в лоб, – прошу, прости меня, Викки.
– За что? – она положила ладонь на его плечо.
– За тот день, за проклятое пятое мая, когда я попросил тебя увидеться снова. Прости меня, Викки.
– Я люблю тебя, глупый, – Виктория приподнялась на локте и заглянула ему в глаза. – И, если ты – мое несчастье, то самое прекрасное несчастье на свете, – девушка прикоснулась к губам Савольди, и они вновь исчезли в пучине своей бесконечности.
Их жизнь была задумана как вечная, они могли бы жить, не зная друг друга, существовать, как существовали сотни лет. Но судьба распорядилась иначе, сведя их лицом к лицу в дождливый день. У них могло бы сложиться все по-другому, не кинься они в омут страстей и греха. Но они сделали это и теперь рука об руку шли к залу Наказаний во дворце, который занимали чистильщики.
Тяжелую деревянную дверь отворили слуги, и они вошли, оказавшись окруженными стеллажами, уставленными сотнями книг. Их родители, Совет и три чистильщика – все смотрели на них.