Потом на «Мосфильме» в декорациях, изображающих парижскую квартиру Корзухина (Евгений Евстигнеев), снималась знаменитая сцена карточной игры. Я по решению режиссеров почти всю сцену лежал на диване. Съемки проходили в ночные смены, но, несмотря на это, было полно зрителей, многие рабочие и охранники вместо того, чтобы пойти домой, оставались посмотреть игру этого потрясающего дуэта Ульянова и Евстигнеева. Тем более что, к радости режиссеров и окружающиx, каждый дубль дарил зрителям какую-нибудь неожиданную, новую, смешную подробность.
У фильма была хорошая судьба, он с большим успехом шел на экранах страны, да и сейчас его нет-нет да показывают, а мне он подарил знакомство и настоящую дружбу с Мишей Ульяновым, великим актером и прекрасным человеком.
Он всю жизнь избегал штампов, и самое замечательное и удивительное заключается в том, что Ульянов на сцене или на экране всегда оставался живым и убедительным, будь то король, председатель колхоза, маршал или солдат.
И это при чудовищной занятости, поскольку, помимо своей актерской работы, Миша еще руководил театром, притом был председателем СТД и председателем бесчисленных комиссий, союзов, обществ и фондов…
Всю жизнь он работал, не жалея себя.
Когда Михаила уже не стало, его дочка Лена обнаружила на антресолях перевязанные бечевкой блокноты и записные книжки отца, который, как оказалось, постоянно вел записи, посвященные своей профессиональной жизни, своим творческим поискам, сомнениям и открытиям.
Конечно же, я знал, как беспощадно относился к себе Миша, но такого самоедства и строгости даже не мог себе представить.
Еще в начале знакомства с Ульяновым, к нашей взаимной радости, выяснилось, что он давно дружит с Кириллом Лавровым. Они сдружились, когда снимались у Пырьева в картине «Братья Карамазовы». Но судьба распорядилась по-своему: Иван Александрович Пырьев умер, не успев снять и половину фильма. И тогда было принято беспрецедентное решение — поручить закончить картину Михаилу Ульянову и Кириллу Лаврову. Съемки возобновились; представьте себе, что им удалось, не нарушая первоначального замысла Пырьева, завершить эту работу.
Вот что записал Михаил в своем дневнике:
«10 февраля 1968 года.
Все бесконечно осложнилось. 7 февраля умер Иван Александрович. Не выдержало сердце. Картина остановилась. И предложили продолжить снимать картину и закончить мне и Кириллу. А руководить будет Арнштам Л. О. Это чудовищная нагрузка. Но другого выхода нет. Ибо другой режиссер перекорежит картину. И поэтому поручили нам. И самое страшное, что остались самые главные и самые страшные сцены — „Мокрое“ „Суд“, „Иван и черт“. А сейчас мы доснимаем Катерину Ивановну. И „Беседку“. Вот сегодня снимали „Беседку“.
Хватит сил?
Хватит мужества?
Хватит времени?
Хватит понимания Достоевского?
Хватит фантазии?
Хватит смелости?
Устаю.
Сегодня сняли половину „Беседки“. Решили снять и сыграть мягко, детски. Смотрели весь материал. Хороший. И самое главное, интересны философские темы. Плоха Коркошко. I-я сцена — плоха Скирда. Отлично Прудкин. Материал, из которого можно сложить хорошую… Но длинно и иногда утомительно».
Конечно, эта совместная работа сблизила их навсегда.
Надо сказать, что и я знал Кирилла очень давно, еще со времен моей ленинградской жизни. Более того, мы ездили с ним в Москву на заседания комитета по вручению Ленинской премии от кинематографистов. Но в этом комитете нас продержали ровно до того времени, как опубликовали и представили на премию рассказ «Один день Ивана Денисовича».
Уже только сам факт публикации «Ивана Денисовича» произвел эффект разорвавшейся бомбы. Журналы с рассказом передавали из рук в руки, в библиотеках выстраивались очереди из желающих прочитать это сочинение, поскольку то, о чем написал автор, было еще свежо в памяти многих людей.
На обсуждении мы с Лавровым горячо поддержали и проголосовали за это произведение Солженицына. Когда же заседание кончилось и мы уже стояли в очереди за пальто, к нам подошел один из сотрудников комитета и вежливо сказал, что на дальнейшие заседания нам можно не приходить. Таким образом, наше участие в выборах лауреатов Ленинской премии закончилось навсегда. Такие вот были времена.
Забавно, что хотя Ленинскую премию Солженицыну так и не дали, зато спустя какое-то время, получив мировое признание, он стал лауреатом Нобелевской премии.
Нo, конечно, дружба наша с Лавровым на этом не оборвалась, и самым верным подтверждением этого является тайное участие Кирилла в моей картине «Игрок».
Фильм был совместного производства, и потому сдача картины была строго ограничена по времени. Шли последние дни озвучания, и тут, как назло, актер Александр Кайдановский никак не мог вырваться из Москвы на запись. Положение было, честно говоря, отчаянное, к счастью, обо всем этом узнал Кирилл. Как-то вечером, когда я звонил, безрезультатно добиваясь приезда Кайдановского, он сказал: «Да давай без него озвучим». — «Как без него?» — «Ну давай я попробую».