Сундук мертвеца. Короткий роман Александра Кустарева

Тем более ценными были для меня устные отзывы. Не только потому, что они были комплиментарны, что, конечно само собой, а потому что очень точно уловили именно то, чем я сам гордился. Мой старый друг Саша Раппопорт, живший тогда еще в Москве, заметил, что мне удалось увидеть фактуру одновременно изнутри и снаружи. Скажу без обиняков, что это именно так и есть и что стилистика моего повествования есть достижение именно с помощью этого трюка. Близкое к этому замечание сделал (много позже) мой редактор в журнале ProEtContга Саша Стариков. Он не читал «Разногласия и борьба», по моей нерадивости я не успел подарить ему эту книжку. Но я упомянул в разговоре название книги, и он как утонченный меломан и виртуозный фотограф тут же отреагировал, «звучит как Джейн Остин». Интересно, что мне самому это не приходило в голову. Но когда он это сказал, я понял, что это действительно так и релевантно не только в отношении названия, но и всей фактуры текста. Я думаю, что знаю, как это получилось. Я ведь сочинял этот текст (точнее, конечно, его схему) в уме в самом конце 70-х годов. К этому времени в столицах стали продавать английские книги, и мы с моей женой Женей накупили целую библиотеку классики, включая и несколько романов Джейн Остин. И я их одновременно читал. Сказать, что я просто ситуативно попал под их влияние, мало. Я видимо почуял не очевидное, но многозначительное сходство фактуры ее романов и фактуры, которую я как раз собирался живописать. Саша Стариков это и заметил. Это важное наблюдение тоже один из ключей к адекватному прочтению романа.

И еще один отклик я вспоминаю с благодарностью. Однажды (вероятно, в 1990 г.) меня в Лондоне навестил приехавший из Нью-Йорка Ося Чураков. В конце 70-х я всего один раз пересекся с ним у Саши Раппопорта в Москве. Позднее мы вспомнили о нем в разговорах с Воронелями — они его знали лучше. Мне жаль, что наши отношения не превратились в дружбу главным образом из-за моей врожденной пассивности, обремененности трудной работой и не совсем здоровым образом жизни. Ося был, как говорят англичане, remarquablecharacter. Из патрицианской московской семьи, чрезвычайно и по-европейски просвещенный с прекрасным английским. С эффектно наигранным декадентским шиком, вполне оправданным снобизмом и хорошо рассчитанной мерой само-иронии. Он что-то темнил насчет своих полусекретных ролей и занятий, и понять, сколько в этом было правды, было невозможно. Так вот, он сразу же признался, что он горячий поклонник моего романа и что так же он привел в восторг поэта Александра Межирова, с которым он в те годы тесно общался, и что Межиров даже собирался о моем романе что-то написать. Мы с ним обсуждали несколько часов в пабе на Португальской улице (между Олдвич и Линкольн-инн) московскую высшую интеллигенцию, упражняясь в злословии по адресу ее чемпионов, перипетии (тогда еще самой ранней) перестройки, и он тогда сказал по ходу разговора, что я дескать увидел в московском культур-бомонде конца 70-х всю нехитрую суть этого зигзага российской истории… Именно всю, сказал он с ударением, больше о ней сказать нечего. Я согласился. Разумеется, спектакль перестройки был намного красочнее благодаря ее карнавальным и зловещим эпифеноменам, но суть вся умещалась на одной ладони. К ней я еще вернусь.

Теперь же я должен с благодарностью упомянуть тех, кто пытался мое изделие лансировать. Первым был Игорь Померанцев, с которым мы в конце 80-х годов тесно общались и можно сказать дружили. Он отправил мою книжку своей знакомой итальянской славистке (не помню ее имя), а она подсунула ее издательству, которое даже заключило со мной договор и заплатило 1000 баксов аванса. Но потом она мне сообщила, что издательство отказалось от идеи издать мой роман, поскольку не нашлось переводчика. Игорь тогда сказал: пожалели денег на хорошего переводчика. Но я думаю, что авторитетные переводчики просто не захотели связываться с неизвестным автором без красивой антисоветской биографии. Я их понимаю. Так работает литературный базар.