Сундук мертвеца. Путь Базилио

Директория. Институт Трансгенных Исследований, корпус E. Комната 11.

Явно не утро, но точно не вечер.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

КЛЮЧЕВАЯ ФИГУРА (далее – КФ), в отличие от авторизированного пользователя, не имеет доступа к системе, однако без неё авторизированный пользователь не может получить доступ к системе. По сути, это нечто вроде живого ключа или пароля, чьи уникальные данные используются для авторизации. Обычно используются системы биологического сканирования, устанавливающие идентичность КФ.

Поскольку ключевая фигура не может быть допущена до работы с системой, процесс авторизации, как правило, предполагает исключение КФ из числа возможных пользователей. В системах с высоким уровнем безопасности это достигается умерщвлением КФ, причём полный доступ предоставляется только после вторичного биологического сканирования трупа.

Крат Ю. Г., Шмаркова И. Г. Основы информационной безопасности. Директория: Лыбедь, 273.

Ад – это не то, что вы думаете. А то, что вы думаете – это ещё не ад. Это так, преддверие.

Ад – когда в голове не заводится никакая мысль, даже самая куцая, а только треск, хруп, хряп, пиздец-пиздец и лютейшая маналула.

Деревянная голова Буратины именно что трещала. И трещала она адово. АДСКИЙ АД! – вот что творилось в ней, вот что в ней совершалось.

Несчастное изделие всхлипнуло и судорожно втянуло в себя воздух. Окружающий мир был неприветлив, хмур и вонюч. Он вонял перегаром, конским потом, кислой птичьей отрыжкой и ещё чем-то невыразимо гадким.

– Йа-аюшки… – вымолвил бамбук заветное слово, отчаянно при этом зевнув. От зевка что-то разомкнулось в ушах и прорезались звуки.

– …П-па м-маленькой, чем поят лошадей! – гнусавил какой-то коняка.

– Мальчики, ну нельзя же столько пить, – этот голосок был тоненький, овечье-подблеивающий. – Скарятин, ты опять! Ну сколько можно!

– Овца, овца… сосни хуйца… сосни хуйца, овца! – бормотал коняка, шевелясь шумно и дерзостно.

– Убери эту свою штуку! Я не могу, я утомлена! – возмутилась овечка.

– Сос-сни… ну сосни… сосну… со сна… немно-о-о… – конь противно реготнул и закончил обычным конским «ого-го».

– Долли права, Скарятин. Хорош тебе, – недовольно прогнусавил кто-то третий. – Сейчас будешь как вон те дрова…

Буратина был не в силах отворить веки, но каким-то образом догадался, что речь идёт о нём.

– Так всё равно выпить нет, – посетовал новый голос, откуда-то сбоку.

– Будет, – уверенно сказал гнусавящий. – Сейчас доктор кьянти подгонит, у-гу.

– Н-ну п-па рюмочке… п-па рюмашечке… п-па м-м-мане… мани… – язык у коня заплетался. – Л-л-лошадей! – крикнул он и ударил копытом по полу. Что-то звякнуло-подпрыгнуло. Конь повторил, с тем же результатом.

– Скарятин! – жалобно заблеяла овечка. – Ну я тебя просила! Ладно, давай это самое, – она обречённо вздохнула, – только не буянь.

– Доличка, ты его совсем разбаловала. Лучше споём, – предложил тот же посторонний голос.

Буратине тем временем кое-как удалось разлепить один глаз, а за ним и второй. Счастья ему это, правда, не прибавило: в поле зрения кружились какие-то мутные пятна. Проморгавшись, он сумел разглядеть облупившийся потолок.

Делать нечего – пришлось повернуть голову. Это простое действие отдалось острой болью в затёкшей шее. Зато в поле зрения попал лабораторный стол – точнее, та его часть, которую не заслоняла лошадиная туша, раскопытившаяся на каком-то ящике.

Напротив коняки пристроилась на автоклаве – нормального насеста в комнате не было – какая-то некрупная птица с круглыми жёлтыми глазами и основательным клювом. Её Буратина видел пару раз в отцовской лаборатории. Птица меланхолично поклёвывала что-то из кулька. Сбоку жалась пушистая овечка с огромным розовым бантом между ушей. В другое время она непременно пробудила бы в Буратине желание обладать ею. Но не сейчас, нет. Ему было трудно, томно было ему.

Стол был заставлен посудой, в основном питейной. На полу валялось несколько пустых бутылок.

Ещё чуть-чуть сместив глаза, бамбук заприметил на своей родной койке тощего рыжего спаниеля. Тот возлежал на ней по-хозяйски, держа лапой в чёрной перчатке пустой стакан.